Все это произошло
на платформе, отделенной от нас лишь одной стеклянной дверью. Общее
беспокойство была настолько большим, что никто не мог ничего понять. На
платформе лежали три запачканных кровью тела.
Конечно, это было только начало. Солдаты пока еще были дружелюбны по
отношению к публике; у каждого были еще хлеб и обувь. Но было совершенно
ясно, что как только хлеба и обуви больше не останется, те, у кого есть
оружие, отберут хлеб и обувь у тех, которые его не имеют.
В то время как происходил процесс 'углубления' революции, лидеры
большевизма пробирались к власти. Наконец, благодаря убийствам, лжи,
неосуществимым обещаниям и использованию всех криминальных элементов,
имевшихся в России, они преуспели в достижении своей цели. Но теперь они
оказались в действительно трагическом положении. Мне бы хотелось, чтобы это
было ясно понято -- как трагично было их положение. Большевики не имели
конструктивной программы, и, фактически, они не могли ее иметь. Каждый
понимал, что ни одно из их обещаний не может бьггь выполнено. Они только
должны спокойно сидеть и не шевелиться. Любое их движение приводило к
ухудшению. Было достаточно 'национализировать' продукты, чтобы они исчезли с
рынка.
'Национализированные' заводы и фабрики были заняты заседаниями и не
работали. Жизнь сама учила большевиков, что они только должны продолжать
революционную политику Керенского, то есть печатать бумажные деньги и
произносить речи. Если им это не нравилось, то все, что оставалось -- это
лететь в Швейцарию, подготавливать заговоры и начать терроризм против
большевиков в России. Я думаю, что они сами осознали тогда, что неспособны
ничего сделать; им было отказано во всякой возможности любой созидательной
работы -- исключительно их работа была причиной разорения. На некоторое
время они были спасены борьбой, что началась против них.
Но разрушение было в то время уже совершившимся фактом. Русской жизни
больше не существовало. Все, что случилось с тех пор, было ближе к смерти,
нежели жизни. Фактически жизнь
221
Совесть: поиск истины
России была остановлена в первую минуту революции. Эта минута означала
уничтожение какой бы то ни было возможности культурной работы. К несчастью,
немногие поняли это.
Следующее -- мое личное мнение: народ, простой обыватель имеет более
глубокую проницательность в отношении революции и понимает события намного
лучше, чем представители прессы, литературно образованные люди и, особенно,
политики. Те потеряли всю способность размышлять и были унесены ураганом
событий. К несчастью, их мнение оценивалось как мнение русских, и, что хуже,
они ошиблись в своих взглядах на волю народа.
В то время считалось обязательным изображать радость по отношению к
революции. Все, кто не чувствовал этого, должны были молчать. Многие,
конечно, понимали, что радоваться нечему, но они были разрозненны, и даже
если бы они говорили, их голоса не были бы услышаны во всеобщем хоре
восхищения.
Я хорошо помню один вечер лета 1917-го, в Петрограде. Я допоздна сидел
в гостях у генерала А., чья жена была известной артисткой, и теперь уже
ночью возвращался домой с М., редактором крупного артистического журнала.
Нам пришлось идти через весь город. Наш хозяин находился прямо в центре
политической жизни, но он достаточно ясно понимал безнадежность всяческих
усилий, и политиков в его доме воспринимали как нечто, портящее веселье.
Только когда мы вышли на улицу, темой нашего разговора стала политика.
-- Знаете, -- сказал М., -- есть идиоты даже среди культурных людей,
которые чувствуют себя счастливыми во время революции, кто верит, что это
будет освобождение от чего-то. Они не понимают, что если она означает
освобождение, то это освобождение от еды, питья, работы, гулянья,
использования трамваев, чтения книг, покупки газет и так далее.
-- Точно, -- ответил я. -- Люди не понимают, что если что-то и
существует, то только благодаря инерции. Первоначальный толчок из прошлого
все еще работает, но его нельзя обновить! В этом и состоит весь ужас. Рано
или поздно его энергия будет исчерпана, и все остановиться одно за другим.
Трамваи, железные дороги, почта -- все это работает благодаря только одной
инерции. Но инерция не может длиться вечно. Вы поймете,