Петр Демьянович Успенский

Совесть: поиск истины (Часть 2)

из служащих обнаружил

его в управлении, тщательно рассматривающего какие-то документы. Наконец он

поднял голову и сказал, почесывая свой затылок: 'Да-а, я могу понять, что

пролетариат всего

241

Совесть: поиск истины

мира должен объединиться, но вот что я не могу понять, это почему они

решили делать это в Ростове-на-Дону'.

-- Сегодня ночью, -- сказал серьезно Захаров, -- у нас будет горячая

вода. Мы сможем помыть свои лица, почистить свои зубы и позволить себе все

подобные непривычные развлечения.

~ Не перебивайте меня, -- сказал Успенский. -- Я заметил, что все

полицейские Москвы знали меня по имени, потому что, в отличие от остальных

людей, я, когда был пьян, всегда пытался улаживать ссоры, а не начинать их.

Кроме того, я, бывало, давал им большие чаевые. И все швейцары ресторанов

знали меня, и когда у них начиналась какая-то ссора, они часто звонили мне и

просили к ним заглянуть и остановить происходящее. Помню, как-то ночью я

пришел домой с левым рукавом моего без вести пропавшего пальто. Как и где я

потерял его, я так никогда и не узнал, несмотря на то, что я приложил

достаточно много усилий к обдумыванию этого вопроса. В самом деле, я однажды

думал, не написать ли мне книгу об этом.

-- Ну, -- сказал я, -- мне бы хотелось знать, где мы будем через месяц?

Они оба повернулись ко мне: -- Совершенно ясно, что вы никогда не жили

под большевиками. Если бы вы жили, то не задавали бы подобных вопросов. Вы

бы приобрели психологию, которая не позволяла бы таких размышлений.

-- И все-таки, -- сказал Успенский, -- когда я жил под большевиками в

прошлом году, я однажды задумался о своем будущем. Я был в Ессентуках, на

Северном Кавказе. Большевики реквизировали все книги и сложили их в школе. Я

пошел к комиссару и попросил сделать меня библиотекарем. Прежде я был там

учителем. Вы не знаете, что я был учителем после революции, не так ли? (Он

повернулся ко мне.) Да, я был также и привратником. Итак, комиссар в

точности не знал, кто такой библиотекарь, но я объяснил ему. Он был простой

человек и начал почти бояться меня, когда услышал, что я сам писал книги.

Так что он сделал меня библиотекарем, и я повесил большое объявление на

двери: 'Советская Библиотека Ессентуков'. Моей идей было сохранить книги в

безопасности, не перемешивать их, так, чтобы когда большевики уйдут, их

можно будет вернуть своим владельцам. Я хорошенько их расклассифицировал, и

проводил свое время за их чтением. Затем одной ночью пришли казаки и изгнали

большевиков. Не обращая внимания на стрельбу, я побежал к школе и стер слово

'советская', в страхе, что придут казаки и все уничтожат, так что оставил

просто 'Библиотека Ессентуков'. На следующий день я начал вручать книги

обратно их хозяевам. Ни души не было в библиотеке за все это время, поэтому

ей не было причинено никакого вреда'.

-- Тем не менее, -- сказал Захаров, -- вопрос Бечхофера име-

242

П. Д. Успенский!

ет некоторый теоретический интерес. Мне тоже интересно, где мы

будем спустя месяц.

- Вы можете интересоваться столько, сколько вам нравится, -

ответил Успенский, - но вы никогда не найдете водки лучше, эта. Месяц

спустя я написал следующее в своем дневнике:

'Теперь я могу ответить на свой вопрос. Я в Новосибирске, пишу это.

Успенский, полагаю, в Екатеринодарс, пытается увезти свою жену на

сравнительно безопасный морской берег. Я не знаю, увижу ли я его

когда-нибудь снова. Захаров умер три дня назад от оспы, подхваченной в

Ростове в то самое время, когда мы жили с ним. И большевики сейчас в

Ростове'.

Совесть: поиск истины

П. Д. УСПЕНСКИЙ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

Успенский умер почти полвека назад, а его книги по-прежнему покупаются

и читаются. Шесть книг на английском языке - 'Странная жизнь Ивана Осокина',

'ТегНит Огдапит', 'Новая Модель Вселенной', 'Психология Возможной Эволюции

Человека', 'В Поисках Чудесного' и 'Четвертый Путь' продаются в год в

количестве около сорока тысяч экземпляров. Они были переведены на

французский, немецкий, испанский и другие языки, В то же время его учение,

которое ученики Успенского называют 'Работой' или 'Системой', как и сама

фигура учителя, фактически остаются неизвестными. По словам самого