Петр Демьянович Успенский

В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения 2

у меня сильную эмоцию, но я отвечал

утвердительно.

- Почему он это говорит? - спросил Гурджиев, глядя по очереди то на 3.,

то на доктора С., - разве я что-нибудь у него спрашивал?

И сразу же задал мне другой, еще более трудный вопрос, обращаясь ко

мне, как и раньше, без слов. 3. и доктор С. были явно удивлены происходящим,

особенно 3. Разговор если это можно назвать разговором - продолжался таким

образом не менее получаса. Гурджиев задавал мне вопросы без слов, а я

отвечал вслух. Меня сильно взволновало то, что говорил Гурджиев, что он у

меня спрашивал и что я не могу здесь передать. Дело касалось некоторых

условий, которые мне следовало принять - или оставить работу. Гурджиев дал

мне месячный срок. Я отказался от срока и заявил, что какими бы трудными ни

были его требования, я выполню все немедленно. Но Гурджиев настоял на

месячном сроке.

Наконец он встал, и мы вышли из комнаты на веранду. С другой стороны

дома также находилась большая веранда, где сидели остальные наши люди.

О том, что случилось после этого, я могу сказать очень мало, хотя

главные события произошли именно потом. Гурджиев разговаривал с С. и 3.

Затем сказал кое-что обо мне, и его слова сильно на меня подействовали. Я

вскочил и вышел в сад, а оттуда отправился в лес и долго гулял в темноте,

целиком пребывая во власти самых необычных мыслей и чувств. Иногда мне

казалось, что я что-то нахожу, а затем опять теряю.

Так продолжалось в течение одного-двух часов. Наконец, в момент, когда

я достиг чего-то вроде вершины противоречий и внутреннего смятения, в моем

уме мелькнула мысль, рассмотрев которую, я быстро пришел к ясному и

правильному пониманию всего, что Гурджиев сказал о моем положении. Я увидел,

что Гурджиев прав: того, что я считал в себе твердым и надежным, на самом

деле не существует. Но я обнаружил кое-что еще. Я понимал, что он не поверит

мне и посмеется надо мной, если я расскажу ему про эту другую вещь. Но для

меня она была неоспоримым фактом, и то, что произошло позднее, показало, что

я был прав.

Я долго сидел на какой-то прогалине и курил. Когда я вернулся домой, на

небольшой веранде было темно. Подумав, что все уже улеглись, я ушел в свою

комнату и лег в постель. В действительности, Гурджиев с другими в это время

ужинали на большой веранде. Вскоре после того, как я лег, меня охватило

непонятное возбуждение, сердце с силой забилось, и я снова услышал у себя в

груди голос Гурджиева. Теперь я не только слышал, но и отвечал в уме, и

Гурджиев слышал меня и отвечал мне. В нашем разговоре было что-то очень

странное. Я старался найти какие-то фактические подтверждения происшедшему,

но мне это не удавалось. В конце концов, все могло быть 'воображением' или

сном наяву, потому что, хотя я и пытался задать Гурджиеву какой-нибудь

конкретный вопрос, который не оставил бы сомнения в реальности разговора и

его участия в нем, я не смог спросить ничего убедительного. Те вопросы,

которые я ему задал и на которые получил ответы, я вполне мог задать сам

себе и сам же на них ответить. У меня даже возникло впечатление, что он

избегает конкретных ответов, которые могли бы послужить мне

'доказательствами'. А на один или два мои вопроса он намеренно дал

неопределенные ответы. Однако чувство разговора было очень сильным,

совершенно новым, не похожим ни на что другое.

После долгой паузы Гурджиев задал мне вопрос, сразу же меня

настороживший; он сделал паузу, как бы ожидая ответа.

То, что он спросил, внезапно положило конец всем моим мыслям и

чувствам. Это был не страх, по крайней мере, не осознанный страх, когда

человек знает, чего он боится; но я весь дрожал и что-то буквально

парализовало меня всего, так что я не мог выговорить ни слова, хотя и сделал

отчаянное усилие, желая дать утвердительный ответ.

Я чувствовал, что Гурджиев ждет, но долго ждать не будет.

- Ну, хорошо, - сказал он наконец, - сегодня вы устали. Отложим это на

другой раз.

Я начал что-то говорить. Кажется, я просил его подождать, дать мне

немного времени, чтобы освоиться с этой мыслью.

- В другой раз, - сказал его голос. - Спите! - И его голос замолк.

Я долго не мог заснуть. Утром, когда мы вышли на небольшую веранду, где

находились прошлым вечером, Гурджиев сидел в саду