Петр Демьянович Успенский

В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения 2

Он с видимым сожалением покачал головой.

- Не понимаю, о чем вы говорите. Меня это совсем не интересует, я

ничего об этом не знаю.

- Ну хорошо; а перед тем вы говорили о вашей семье. Не будет ли вам

лучше, если они заинтересуются нашими идеями и присоединятся к работе?

- Да, пожалуй, - опять раздался неуверенный голос. Но почему я должен

об этом думать?

- Да ведь вы говорили, что вас пугает пропасть, как вы выразились,

растущая между вами и ними.

Никакого ответа.

- Что вы думаете об этом теперь?

- Я ничего об этом не думаю.

- А если бы вас спросили, чего вам хочется, что бы вы сказали?

Опять удивленный взгляд.

- Мне ничего не нужно.

- И все-таки, чего бы вам хотелось?

На маленьком столике подле него стоял недопитый стакан чаю. Он долго

смотрел на него, как будто что-то обдумывая, затем дважды посмотрел вокруг,

снова взглянул на стакан и произнес таким серьезным тоном и с такой

серьезной интонацией, что мы все переглянулись:

- Думаю, мне хотелось бы малинового варенья!

- Зачем вы его спрашиваете? - прозвучал из угла голос, который мы с

трудом узнали. Это говорил второй 'объект' опыта. - Разве вы не видите, что

он спит?

- А вы? - спросил один из нас.

- Я, наоборот, пробудился.

- Почему же он заснул, тогда как вы пробудились?

- Не знаю.

На этом опыт закончился. На следующий день никто из них ничего не

помнил. Гурджиев объяснил нам, что у первого все, что составляло предмет его

обычного разговора, тревог и волнений, заключалось в личности. И когда

личность погрузилась в сон, ничего этого практически не осталось. В личности

другого было много чрезмерной болтовни; однако за личностью стояла сущность,

знавшая столько же, сколько и личность, и знавшая это лучше; и когда

личность заснула, сущность заняла ее место, на которое имела гораздо больше

права.

- Заметьте, что против своего обыкновения он говорил очень немного, -

сказал Гурджиев, - но он наблюдал за вами и за всем происходящим, и от него

ничего не ускользнуло.

- Какая же ему от этого польза, если он ничего не помнит? - спросил

кто-то из нас.

- Сущность помнит, - ответил Гурджиев, - забыла личность. И это было

необходимо, иначе личность исказила бы все и все приписала бы себе.

- Но ведь это своего рода черная магия, - сказал кто-то.

- Хуже, - возразил Гурджиев. - Подождите, вы увидите вещи похуже.

Говоря о 'типах', Гурджиев спросил:

- Замечали вы или нет, какую огромную роль играет 'тип' во

взаимоотношениях между мужчиной' и женщиной?

- Я заметил, - отвечал я, - что в течение своей жизни каждый мужчина

вступает в контакт с женщиной определенного типа, и каждая женщина вступает

в контакт с мужчиной определенного типа, как если бы для каждого мужчины был

заранее установлен особый тип женщины, а для каждой женщины - особый тип

мужчины.

- В этом заключена значительная доля истины, - сказал Гурджиев. - Но в

вашей формулировке слишком много общих слов. В действительности, вы видели

не типы мужчин и женщин, а типы событий. То, о чем говорю я, касается

подлинного типа, т.е. сущности. Если бы люди жили в сущности, один тип

всегда находил бы другой, и никогда не происходило бы неправильного

соединения типов. Но люди живут в личности. Личность имеет свои интересы и

вкусы, не имеющие ничего общего с интересами и вкусами сущности. В нашем

случае личность есть результат ошибочной работы центров. По этой причине

личности не нравится как раз то, что нравится сущности, а нравится то, что

не нравится сущности. Здесь-то и начинается борьба между личностью и

сущностью; сущность знает, что она хочет, но не может этого выразить...

Личность не желает и слышать об этом и не принимает в расчет желания

сущности. У нее свои собственные желания, и она действует по-своему. Но ее

сила не идет дальше данного момента. И по его прошествии двум сущностям так

или иначе приходится жить вместе, а они ненавидят друг друга. Тут не поможет

никакой образ действий, всегда берет верх и решает тип, или сущность.

'В этом случае ничего не удается сделать при помощи разума или расчета.

Не поможет и так называемая любовь, потому что любить в подлинном смысле

механический человек не может: в нем что-то любит или не