в философии - значит убедиться в том, что обычная философия -
это, по словам русской пословицы, переливание из пустого в порожнее, что
люди даже не знают, что такое философия, хотя истинная философия может и
должна существовать. Разочароваться в оккультизме - не значит утратить веру
в чудесное; это значит убедиться в том, что обычный, доступный и даже
афишируемый оккультизм, под какими бы именами он ни выступал, - шарлатанство
и самообман; что хотя где-то что-то действительно существует, все, что
человек узнает или способен узнать обычными способами, - это не то, что ему
нужно.
'Так что неважно, что он делал раньше, неважно, что его интересовало, -
но если человек разочарован в возможных и доступных путях, стоит поговорить
с ним о нашей системе; тогда, возможно, он придет к работе. Но если он
продолжает думать, что можно найти что-нибудь на прежнем пути, что он еще не
испытал всех способов, что он сам способен что-то найти или сделать, это
значит, что он еще не готов. Я не хочу сказать, что ему необходимо бросить
все. что он делал раньше, в этом нет необходимости; наоборот, часто даже
лучше, если он продолжает делать то, что делал раньше. Но он должен понять,
что это всего-навсего профессия, привычка или необходимость; тогда он будет
способен не 'отождествляться'.
'Существует лишь одна вещь, несовместимая с работой, 'профессиональный
оккультизм', иными словами, профессиональное шарлатанство. Все эти спириты,
целители, ясновидящие и так далее, даже люди, тесно с ними связанные, все
они для нас не годятся. Вы должны помнить это и следить за тем, чтобы не
говорить с ними много, потому что все, чему они научатся от вас, они
употребят для своих целей, т.е. для того, чтобы дурачить других.
'Есть и другие категории людей, непригодных для нас; но мы поговорим о
них. позднее. А сейчас запомните одно: человек должен быть разочарован в
обычных путях; в то же время он должен созреть для идеи о том, что где-то
может существовать нечто. Когда вы заговорите с таким человеком, он,
возможно, распознает привкус истины в ваших словах, какими бы неуклюжими они
ни были. Но если вы станете говорить с человеком, который убежден в чем-то
другом, все, что вы ему скажете, покажется ему абсурдом, и он ни за что не
выслушает вас серьезно. Поэтому не стоит тратить на него время. Эта система
- для тех, кто уже искал и испепелил себя. Те, кто не искал и не ищет, в ней
не нуждаются; не нуждаются в ней и те, кто не испепелил себя.'
- Но люди обычно начинают с другого, - сказал один из нашей компаний. -
Они спрашивают, допускаем ли мы существование эфира, или каковы наши взгляды
на эволюцию, или почему мы отрицаем прогресс, или почему мы не считаем, что
люди могут и должны организовать жизнь на принципах справедливости и общего
блага - и все в таком же духе.
- Все вопросы хороши, - сказал Гурджиев, - и вы можете начинать с
любого, если только он задан искренне. Я имею ввиду следующее: вопрос об
эфире, о прогрессе, об общем благе человек может задать просто для того,
чтобы что-то сказать или повторить то, что говорил кто-то другой, или то,
что он прочел в какой-нибудь книжке; однако он может задать этот вопрос и
потому, что он его мучит. В том случае, если этот вопрос является для него
болезненным, вы сможете дать ему ответ, сможете привести к системе через
какую угодно проблему. Необходимо только, чтобы вопрос был для него
болезненным.
Наши беседы о людях, которые могли бы заинтересоваться системой и были
бы способны работать, невольно привели нас к оценке своих друзей с
совершенно новой точки зрения. В этом отношении мы все испытали
разочарование. Даже до того, как Гурджиев попросил нас поговорить о системе
с друзьями, мы. конечно, уже пытались так или иначе поговорить об этом, по
крайней мере, с самыми близкими из них. И в большинстве случаев наш
энтузиазм по отношению к идеям системы встретил довольно холодный прием. Нас
не понимали; идеи, казавшиеся нам новыми и оригинальными, представлялись
нашим друзьям старыми и скучными, никуда не ведущими, даже отталкивающими.
Это невероятно нас удивляло. Мы поражались тому, что люди, к которым мы
чувствовали внутреннюю близость, с которыми когда-то могли разговаривать обо
всем на свете и у которых находили отклик на наши проблемы, оказались не в
состоянии увидеть