Петр Демьянович Успенский

В поисках чудесного. Фрагменты неизвестного учения

насколько я мог понять, ложился на него

лишь тогда, когда приходили зрители; впрочем, за рупию он продемонстрировал

мне свое искусство. Он действительно улегся почти нагим на ложе, хотя ложе

было усеяно длинными и довольно острыми гвоздями. Хотя он явно старался не

производить быстрых движений, он все же поворачивался на гвоздях, когда

ложился на них спиной, боками и животом; было очевидно, что они не кололи и

не царапали его. Я дважды сфотографировал факира; но объяснить себе этот

феномен никак не мог. Факир не производил впечатления интеллигентного или

религиозного человека; на его физиономии лежал отпечаток тупости, утомления

и безразличия; в нем не замечалось ничего такого, что говорило бы о его

стремлении к самопожертвованию или самоистязанию.

Я рассказал обо всем Гурджиеву и показал ему фотографию, а затем

спросил, что он думает о данном случае.

- Нелегко объяснить это в двух словах, - ответил Гурджиев. - Прежде

всего, этот человек, конечно, не был факиром в том смысле, в каком

употребляю это слово я. Вместе с тем, вы правы, думая, что это вовсе не

фокус. Он сам не знает, как он это делает. Если бы вы подкупили его и

заставили рассказать все, что он знает, он, вероятно, сообщил бы вам, что

знает некоторое слово и должен повторять его про себя, после чего ему можно

лечь на гвозди. Возможно, он даже согласился бы сообщить вам это слово.

Однако оно нисколько не помогло бы вам, потому что оказалось бы самым

обычным словом, не оказывающим на вас никакого воздействия. Этот человек

пришел из школы, но не был там учеником. Он был объектом опыта. В школе

просто экспериментировали с ним и над ним. Видимо, его много раз

гипнотизировали и в состоянии гипноза сообщили его коже сначала

нечувствительность к уколам, а потом способность! сопротивляться им. В

некоторой степени это удаются даже обычному европейскому гипнотизеру.

Впоследствии нечувствительность и непроницаемость его кожи были закреплены

посредством постгипнотического внушения. Вы знаете, что такое

постгипнотическое внушение. Человека погружают в сони говорят ему, что через

пять часов после того, как он проснется, он должен сделать определенную

вещь; или ему велят произнести особое слово, и как только он его произнесет,

он почувствует жажду, вообразит, что умер или, еще чтонибудь в этом роде.

Затем его пробуждают. Когда наступает назначенное время, он чувствует

непреодолимое желание сделать то, что ему было приказано. Если он помнит

данное ему слово, то, произнося его, он немедленно впадает в транс. Как раз

это и сделали с вашим 'факиром'. Его приучили лежать под гипнозом на

гвоздях; затем, пробуждая, говорили, что если он произнесет некоторое слово,

то сможет опять лежать на гвоздях. Это слово погружает его в гипнотическое

состояние. Вероятно, именно поэтому у него был такой сонный, апатичный вид -

в подобных случаях это часто бывает. Возможно, над ним работали много лет, а

затем просто отпустили, чтобы он жил, как сумеет. Поэтому он забрал с собой

железное ложе и зарабатывает на нем по несколько рупий в неделю. Таких людей

в Индии много. Школы берут их для экспериментов, обычно покупая у родителей

еще детьми. Родители же охотно продают их, потому что впоследствии сами

извлекают из этого выгоду. Но, разумеется, такой человек не знает и не

понимает, что и как он делает.

Это объяснение сильно заинтересовало меня, потому что раньше я никогда

не слышал и не читал ничего подобного. Во всех попытках, объяснить чудеса

'факиров', которые мне встречались, независимо от того, считались ли эти

'чудеса' фокусами или чем-то другим, предполагалось, что исполнитель знает,

что и как он делает, а если не говорит о своих приемах, то потому, что не

хочет или боится это сказать. В данном случае положение было совершенно

иным. Объяснение Гурджиева показалось мне не только вероятным, но, беру на

себя смелость утверждать, единственно возможным. Сам факир не знал, как он

совершает свое 'чудо', и, конечно, не мог его объяснить.

В другой раз мы говорили о буддизме на Цейлоне, и я выразил мнение, что

у буддистов должна быть магия, хотя они не признают ее существования, и сама

ее возможность официальным буддизмом отрицается. Вне всякой связи с этим