П.Пандаев

Мракобесие для простаков

ведь 'ламаистские

божества', как символы, описывающие состояния человеческого

сознания, как психические феномены, никак невозможно ставить в

один ряд со Спасителем в человеческом теле. Hапример, кровь в

тибетской символике означает знание: 'Кровь, которую пьют гневные

божества, есть Hектар Знания, плод с дерева познания Добра и Зла,

который в его настоящей, неочищенной форме, т.е. не соединенный с

качествами сострадания и любви, действует на человека как

мертвящий яд.' [21, с.353]

Разумеется, для европейцев такая символика кажется несколько

необычной, но нельзя же, как это делает диакон Кураев, понимать

ее столь буквально. Да и так ли уж необычна кровь в качестве

символа? Ведь и в христианских богослужениях присутствует Кровь

Христова. Hе можем же мы на основе поверхностного рассмотрения

обряда причастия обвинять причащающихся в каннибализме! А ведь

примерно так рассуждает автор 'Сатанизма...' в отношении

буддистов.

Кроме того, тибетская иконография состоит не только из

изображений гневных божеств. Она включает в себя многочисленных

мирных божеств, а также изображения будд и бодхисаттв. Но

А.Кураев почему-то фокусирует внимание лишь на устрашающих

изображениях, совсем забывая про мирные. Это все равно, как если

бы, изучая христианские изображения в храмах, мы обращали бы

внимание лишь на картины, описывающие мучения грешников в аду и

чертей.

Могут ли буддисты-монахи призывать смерть на кого-либо, если дают

обеты такого рода: 'Я буду действовать ради блага всех живых

существ, число которых бесконечно, как небо. И так, следуя тропой

любви и сострадания, я смогу достигнуть совершенного

Просветления'. [21]

Посмотрим, что диакон А.Кураев пишет дальше: 'Учитывая же, что

медитация о Чжамсаране -- это ежедневное утреннее моление в

каждом ламаистском монастыре, приходится заметить, что

Далай-лама, с раннего утра упражняющийся в таких медитациях --

своеобразнейший лауреат Hобелевской премии мира.' [3]

Действительно ли утренние молитвы в тибетских монастырях так

ужасны, как описывает автор 'Сатанизма...'? И на чем основано

утверждение, что Далай-Лама ежедневно упражняется в подобной

медитации? Это можно назвать только нечистоплотной фантазией

диакона Кураева.

Относительно того, в каких медитациях 'с раннего утра'

упражняется Далай-лама, можно узнать, ознакомившись с его

'Автобиографией'. Там сказано, что вначале Его Святейшество

совершает обращение к Будде, Учению и Общине, как к духовному

Прибежищу. Следующий этап состоит в зарождении в себе

Добросердечия (Бодхичитты): 'Чтобы породить в себе альтруизм, или

сострадание, я практикую определенные умственные упражнения,

которые способствуют возникновению любви ко всем живым существам,

особенно к моим так называемым врагам' [22, с.203]. Остальные

медитации Далай-ламы касаются идеи пустоты и идеи смерти.

Теперь посмотрим, как же в действительности проходит утреннее

служение в буддийском храме в Тибете. Вот описание, данное

Анагарикой Говиндой, лично присутствовавшим при многих служениях:

'Длинные ряды сидений в храме были заполнены до отказа. В

гигантских котлах на кухне кипел чай, которым угощали в перерывах

между храмовыми службами (...) Внезапно раздался глубокий и

зычный звук, похожий на звучание альпийских рожков. Его

сопровождал медленный ритм больших барабанов и дрожащие голоса

гобоев. Дверь храма распахнулась, и вошел Томо Геше Римпоче, в

полном облачении (...)

У его ног расстелили ковер, он воздел над головою руки со

сложенными ладонями, приветствуя Будд, опустился на колени и

коснулся лбом земли. Так он поклонился трижды. Тем временем

монахи ... распевали формулы убежища на фоне редких гудящих

звуков радонгов ... за стенами храма. (...) Потом он [Римпоче]

медленно двинулся вдоль рядов и взошел на высокий трон против

трона Умдзе -- регента хора (...) Умдзе начал богослужение

глубоким, низким голосом (...) Затем к нему присоединился хор

монахов и послушников. Высокие голоса мальчиков гармонично