на Алтае и в Сибири. Если у двух шаманов возникал спор о
территории, то они поднимались на два близлежащих холма и принимались бить в
свои бубны, пока один из них не падал, наконец, замертво.
В начале сентября Тоша снова отправился в одиночное путешествие, на
этот раз на свое любимое Белое море. Еды и денег с собой было у него мало,
поэтому предполагалось, что он вернется через месяц или два. Время шло,
наступил ноябрь, а Тоши все не было. В своих поступках он был по-прежнему
непредсказуем и мог к этому времени оказаться где угодно.
Во второй половине октября я пережил странный опыт. Над моей головой,
немного спереди, возникло облако светящейся энергии и оставалось со мной
четыре дня. Каким-то образом я был уверен в том, что это облако - Тоша. Все
четыре дня я ощущал его присутствие очень близко, над макушкой головы. 'Он
либо умер, либо освободился', - сказал я себе. В принципе, было возможно и
то и другое.
К середине декабря новостей по-прежнему не было. Наконец, позвонила
Тошина мать из Сыктывкара. Она получила телеграмму из архангельского
отделения милиции. В телеграмме стояло: 'Вылетайте опознания тела сына'.
Глава 39
Когда достигший просветления Будда Шакъямуни отправился проповедовать,
то первым ему встретился человек по имени Упака. Упаку поразил
радостно-окрыленный вид Шакъямуни, и он спросил, кто был его учителем и
какое учение он проповедует. Будда ответил:
-- Я победитель; нет ничего, что было бы мне неизвестно. Познав все
сам, кого назову я учителем? У меня нет гуру и не найти мне равных. В этом
мире, со всеми его богами, нет мне соперника. Я - воистину посвященный,
непревзойденный учитель. В этом ослепшем мире я буду бить в барабан
бессмертия.
Пожав плечами, Упака сказал: 'Возможно, друг мой', и продолжил свой
путь.
Когда нам с Джоном стало известно о Тошиной смерти, мы расхохотались и
обнялись, чувствуя огромное облегчение. Наконец-то наш мастер стал свободен.
Он скинул земные путы, и теперь ничто его не связывало. Мы не знали, где он
теперь, но то, что он обрел свободу, не вызывало у нас сомнений.
Тошино тело нашел лесник в глухих лесах восточнее Архангельска, в
восьми километрах от берега Белого моря. Тоша лежал в спальном мешке под
тентом, даже палатки у него не было. Тело частично запорошено снегом, глаза
открыты, под спальником - зеленая трава. Это означало, что Тоша умер в
сентябре, то есть за два или три месяца до того, как нашли тело. Ему было
тридцать лет.
Тело не обнаруживало никаких признаков тления и не издавало трупного
запаха. Кроме того, его не тронули звери, что уж совсем удивительно. Тошу
доставили в морг одной из архангельских больниц. Утром того дня, когда
приехали его мать и несколько друзей, Тошины глаза были чистыми и открытыми.
Он как будто ждал, чтобы проститься. Вечером того же дня глаза его покрылись
пленкой плесени.
Вскрытие не смогло установить точную причину смерти. В желудке были
обнаружены грибы, и одной из версий было отравление. Другой вариант -
сердечный приступ во сне. Я допускаю, что Тоша оставил тело по собственной
воле, - он был в состоянии это сделать. Мать перевезла тело в Сыктывкар и
похоронила его рядом с отцом, скончавшимся незадолго до того.
Так закончилась земная жизнь моего учителя, самого удивительного из
всех встретившихся мне людей. Несмотря на то, что я был непосредственным
Тошиным учеником всего лишь пять месяцев, я все время продолжал думать о
нем, стремясь разгадать его тайну, долгие годы. Благодаря этой внутренней
работе мое ученичество продолжалось. Тоша учил меня, заставляя думать о
себе! Удивительно, но любой контакт с носителем более высокого уровня
сознания, даже сражение с ним, оказывается, в конце концов, на благо.
Несмотря на то, что Тоша потерял поток, что и привело его к смерти, я
не исключаю того, что он был убит той самой силой, чью волю отказался
выполнять. Чем больше тебе дано, тем больше нужно отдать. Нет пощады в
битве, и уж тем более в битве между Светом и Тьмой. Тоша как-то сказал:
'Наверху не смолкает лязг мечей'. Я убежден в том, что если бы он продолжал
работать с группой, то остался бы жив по сей день.
Тошина смерть потрясла всех, кто любил его. Она не вызывала жалости,
как самоубийство Сережи. Уход мастера был для нас таким же уроком,