Илья Беляев

Острие Кунты (Часть 1)

уровне, но

этот мальчик был существом из плоти и крови!

Я несся вперед в безумии, как будто за мной гналось стадо диких

кабанов. К счастью, вскоре я заметил впереди пастуха со стадом, мирно

пасшимся на склоне, и бросился к нему. Пастух не говорил по-русски, но слова

'биджи' (мальчик) было достаточно, чтобы он понял, что со мной произошло. У

пастуха оказалось с собой немного араки, что на этот раз было весьма кстати.

Из его драматической жестикуляции я понял, что давным-давно этот

мальчик был убит камнепадом и с тех пор встречается каждому, проходящему

этим ущельем. Призрак выглядел одинаково зимой и летом, и видеть его,

идущего в футболке и босым по снегу, было, видимо, особенно впечатляюще.

Пастух объяснил мне, как выйти в Муцо, и я добрался до дома без приключений.

Мальчик продолжал мне мерещиться еще несколько дней и оставил меня только

после того, как я обратился с молитвой за его душу.

Лето близилось к концу. Мне становилось все яснее, что моя попытка

уподобиться мудрецам древности, жившим в горах в одиночестве, была

самообманом. Чем больше я упирался в своей практике, тем недостижимее

казалась цель. Я испытал все известные мне методы йогической практики,

пытаясь пробиться к Свету, - все было безрезультатно. Я чувствовал себя

чурбаном, бесконечно далеким от просветления. Наконец, я сдался и стал

просто жить ото дня ко дню, следуя естественной смене дня и ночи. И тогда

пришла поддержка. Я ощутил внутри себя нечто вроде внутреннего руководства,

которое иногда выражалось в ясном понимании того, что и как нужно делать, а

иногда приходило как голос. Я не вполне был уверен, был ли этот голос моим

внутренним учителем, или меня направлял кто-то извне. Да и, в конце концов,

какое это имело значение?

Однажды, в полусне, я услышал фразу: Истина начинается там, где

заканчиваются ее поиски. Осознание, последовавшее за этими словами, положило

конец моим сомнениям. Я увидел, что мое стремление к уединенной жизни

уходило корнями в те мои прошлые жизни, в которых я был отшельником. И вот,

наконец, эта необходимость отпала. Мое страстное желание жить вдали от людей

ради собственного спасения было изжито. Стоило мне сорвать с него

романтическую маску и увидеть, что оно - лишь очередная эгоцентрическая

амбиция, переливающаяся бликом на мыльном пузыре моего эго, как власть этой

иллюзии закончилась. Где жить, больше не имело никакого значения. Веселов

был прав. Нужно было осознать себя как небо. А небо есть везде.

На следующее утро я собрал свои нехитрые пожитки и с легким сердцем

покинул Муцо.

***

Последствия моего отшельничества были довольно неожиданные. На второй

день после приезда в Ленинград, с трудом привыкая к городу, я решил

навестить Н., которая в то время работала на биостанции на Карельском

перешейке. Мы провели день на озере и в лесу, катались на лодке и собирали

грибы; вечером же растянулись на казенных пружинных кроватях у Н. в комнате.

Как только моя голова коснулась подушки, огромная волна подхватила и

понесла меня в неизвестном направлении. Тело стало невесомым, я перестал

ощущать его как физическую субстанцию. Каждая его клеточка была затоплена

светом такой силы, что мне казалось - еще мгновение, и я в нем растворюсь.

Затем ощущение тела вообще исчезло. Все это произошло моментально, безо

всякого усилия или намерения с моей стороны.

После исчезновения тела начался полет. Меня с огромной скоростью несло

в Неизвестное, но никакого страха при этом я не испытывал. Наоборот, было

ощущение, что меня несет именно туда, куда нужно. Я летел сквозь

удивительные, не имеющие ничего общего с нашим миры, наполненные

неописуемыми вещами.

Абсолютно ничто в этих мирах не соответствовало известной мне

действительности. Невозможно было их ни понять, ни запомнить, ни описать -

никаких аналогий с нашей реальностью здесь не было. Единственное, что

оставалось, - с изумлением и восторгом воспринимать эти миры. Это было

Неизвестное в чистом виде, я впервые сталкивался с ним лицом к лицу.

Чувство того, что меня несет в правильном направлении, сохранялось, и

я, сознавая уникальность этого опыта, пытался запомнить дорогу. Единственным

способом сделать это было облечь мое восприятие этих нечеловеческих миров в