Илья Беляев

Острие Кунты (Часть 1)

обнаруживая неисчислимое количество незнакомых

дотоле оттенков цветов, запахов, звуков и тактильных ощущений. Мир из

блеклой черно-белой фотографии превращается в ошеломляющую чувственную

симфонию, и жизнь поистине обретает новый вкус.

Как-то я заглянул к своему старому школьному приятелю, которого хотел

привлечь в нашу группу, и рассчитывал на серьезный разговор, но застал у

него пьяное разгуляево. Мне немедленно налили водки, но я отказался. С тех

пор как я начал воспринимать поток, алкоголь стал мне невыносим, хотя до

этого я с трудом мог представить дружескую беседу без бутылки на столе.

Как-то выпив для интереса глоток водки, я немедленно ощутил, что по моим

жилам разливается отрава, и в этом отравленном состоянии не было ничего

приятного. Затем я почувствовал, как поток начал очищать мою кровь, и трата

бесценной силы на вывод из организма токсинов была настолько бессмысленной,

что с тех пор я больше к спиртному не притрагивался.

Что мне было делать среди пьяной толпы? Я собирался уже

попрактиковаться в технике 'тени' и незаметно исчезнуть, когда мое внимание

привлекла висящая на стене гитара. Что-то заставило меня снять ее со стены,

настроить и начать играть. Народ тут же обступил меня и дружно затянул

'Бродягу'. Я не Бог весть какой певец, но казалось, я делаю то, что нужно,

поскольку поток усилился, а это всегда происходит в случае принятия

правильного решения. Затем произошло неожиданное.

Наш разноголосый и нестройный поначалу пьяный хор с каждым куплетом

звучал все лучше и лучше, но это было не так, как если бы мы просто спелись.

Среди нас не было ни певцов, ни музыкантов; на наши голоса воздействовала

какая-то посторонняя сила, которая мастерски трансформировала их в

кристально чистую мощную полифонию. Когда мы добрались до 'жена найдет себе

другого', хор звучал настолько великолепно, что мы не могли поверить своим

ушам. Как будто сам дух музыки пел нашими голосами, вздымая и унося нас

ввысь, в страну небесных музыкантов гандхарвов. На лицах поющих были

написаны восторг, страх и изумление. Гармония и сила нашего пения

превосходила всякое понимание, и мы слушали себя как бы со стороны.

В те дни я привык удивляться, но то, что поток способен сделать с

пьяной русской компанией, было показано мне впервые. Я физически ощущал

светлый сияющий дождь, входивший сверху в наши тела и каким-то образом

воздействующий на голосовые связки. Когда звуки песни затихли, у людей в

глазах стояли слезы, но, что совсем удивительно - все абсолютно протрезвели!

Я отложил гитару и встал, понимая, что теперь можно уходить. Чей-то голос

тихо произнес: 'Кто-то постучался к нам. Слава Богу, что мы открыли дверь'.

С переживанием потока были связаны и забавные случаи. Я принес к Неле

свой старый катушечный магнитофон 'Астра', который мы гоняли с утра до

вечера. Музыка звучала в квартире очень часто, и так же часто горели свечи.

Интенсивная практика, которой мы занимались, требовала постоянного очищения

пространства, и простейшими внешними средствами для этого были музыка, огонь

и благовония. Качество звука магнитофона оставляло желать лучшего, но денег

на покупку нового аппарата у нас не было, так что приходилось

довольствоваться тем, что есть.

Как-то мы заметили, что магнитофон стал звучать как будто лучше.

Сначала мы не обращали на это особого внимания, но качество и чистота звука

продолжали с каждым днем улучшаться, и вскоре наша старая шарманка стала

выдавать звучание, сравнимое с дорогими высококлассными стереосистемами. Это

было наше маленькое домашнее чудо. Никто из слышавших магнитофон не мог

поверить, что мы не заменили его внутренности. Чудо, однако, продолжалось

недолго. Выдав все, что он мог, магнитофон отдал Богу душу, и это была

достойная кончина.

Изменяя общую структуру восприятия действительности, поток изменяет

восприятие времени - он сжимает его. Жизнь в потоке до краев насыщена

внутренними и внешними событиями, и, из-за невероятной интенсивности

происходящего, прожитый в состоянии потока день кажется бесконечным и

воспринимается как несколько недель или месяцев обычной жизни.

Этот феномен временного сжатия Тоша называл 'преодоление времени'. Он

говорил, что всякая истинная внутренняя практика фактически преследует