зоопарке львенок не знает о просторе саванны. Они смирились со своей
механической жизнью, и фактически все, чем они занимались, было украшением
их клетки и размножением в неволе.
За всем этим мне виделась чья-то чудовищная воля, которая принуждала
людей жить так, как они жили, и делать вещи, которые они ненавидели. Кто
этот всемогущий безжалостный кукловод, стальной рукой удерживающий ниточки
бесчисленных несчастных судеб? Ответа я не знал, но именно это необходимо
было выяснить, чтобы что-то изменить.
Хотя я и не сказал Тоше 'да' в ответ на его предложение, он больше не
просил меня об этом. Я знал, что моя жизнь уже не будет прежней. Наконец-то
я повстречал человека, который даст мне то знание, ради которого еще
несколько часов назад я собирался уезжать на Камчатку. Если, конечно, я
сумею это знание усвоить. Во всяком случае, я сказал себе, что буду его
собакой до тех пор, пока не узнаю все, что знает он.
На следующий день я сдал свой билет на Камчатку и пригласил Тошу
поселиться вместе со мной в квартире сестры моего приятеля Феликса, которая
вместе с семьей несколько месяцев тому назад уехала в Израиль. Феликс
предложил мне там какое-то время пожить. Это была двухкомнатная квартира в
дореволюционном доме на Лиговском проспекте. Квартира никому не
принадлежала, она была получена за взятку управдому, и нас могли в любой
момент попросить оттуда, но не исключено, что нам удастся спокойно прожить
там несколько лет.
Тоша принял мое приглашение. Все его пожитки умещались в одном рюкзаке.
Несколько незаконченных рукописей, пачка листов с иероглифами и коробка
акварельных красок - кажется, все, что было. Режим жизни у Тоши был довольно
странный: он ложился спать утром, часов в восемь, и просыпался около
полудня. Когда я спросил его об этом, он ответил, что поле города чище
ночью, поэтому работать легче по ночам. Что это была за 'работа', мне
довелось узнать с самого первого дня нашей совместной жизни.
Тоша изменял энергетическую структуру пространства с помощью той самой
энергии, что забросила меня в мир расплавленного золота. Квартира постепенно
превращалась во что-то вроде высоковольтного заповедника, где жизнь текла
совсем по иным законам, чем снаружи. Трех-четырех часов сна было достаточно
не только для Тоши, но и для всех, кто поселился в квартире позже. Иногда по
ночам энергия становилась настолько сильной, что я терял ощущение тела, оно
более не чувствовалось состоящим из плотной материи. Тогда я щипал себя за
руки или колотил в грудь, не чувствуя при этом никакой боли, и восклицал:
'Послушай, что ты со мной делаешь?' Тоша ничего не говорил в ответ.
Мир за пределами квартиры утратил всякое значение и казался нереальным
миражом. На улицу я практически не выходил - там, снаружи, делать было
больше нечего.
Мне было совершенно ясно, что сила, идущая через Тошу, ему не
принадлежит. Он был ее проводником, и проводником высочайшего класса. Что у
него были за таинственные связи там, наверху, откуда шел непрерывный поток,
- мне было непонятно. Этот поток энергии ощущался всем телом; иногда, сидя
рядом с Тошей, когда он находился в состоянии концентрации, я чувствовал
мощный светлый ветер, пронизывающий меня насквозь. Порой ветер был настолько
сильным, что мне буквально приходилось хвататься за что-нибудь, чтобы не
упасть.
Естественно, мой мозг бешено работал, пытаясь дать какое-то
рациональное объяснение происходящему. С большим трудом избавился я от
наваждения, что Тоша одержим. Воображение у меня довольно живое, и мне
нетрудно было представить возможные последствия Тошиной 'работы' - например,
моего превращения в запрограммированного зомби, лишенного воли и рассудка,
готового к исполнению любых приказов могущественного маньяка. Тоша не
пытался разубедить меня в подобных фантазиях, наоборот, они доставляли ему
массу удовольствия, а все мои опасения вызывали у него взрывы безудержного
хохота.
Довольно скоро, однако, мне стало ясно, что я вряд ли смогу чему-нибудь
научиться, если не доверюсь Тоше полностью. Я чувствовал, что существует
некий закон передачи внутреннего знания: чтобы получить его, необходимо
стереть себя, а это было непросто. 'Чем ниже поклонишься, тем больше
откроется', - говорят на Востоке. Когда я испытывал хотя бы тень страха