Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 2)

грусть и уныние, с которыми она не расставалась

последние несколько дней, исчезли бесследно.

-- А где Этева? -- спросила я. -- Он не придет в шабоно? Ритими с

лихорадочно блестящими от возбуждения глазами стала объяснять, что ее муж,

после того как убил врага, занялся поисками подходящего дерева недалеко от

шабоно, на котором он мог бы повесить свой старый гамак и колчан. Однако

перед этим он должен содрать кору со ствола и ветвей этого дерева.

В направленных на меня глазах Ритими светилась глубокая озабоченность.

Она предупредила, что я ни в коем случае не должна смотреть на такое дерево.

Почему-то она была уверена, что я не спутаю его с деревом, чья кора была

снята для изготовления корыт или лодок. Такие деревья, пояснила она,

остаются похожими на деревья, тогда как деревья, с которых снял кору

человек, убивший кого-нибудь, походят на призрачные тени, белея среди

окружающей их зелени, с гамаком, колчаном, луком и стрелами, болтающимися на

его ободранных ветвях. Духи -- особенно злые -- любят скрываться поблизости

от таких деревьев.

Мне пришлось пообещать Ритими, что если я когда-нибудь окажусь по

соседству с таким деревом, я убегу от него во всю прыть.

Голосом, тихим настолько, что я было решила, что она разговаривает сама

с собой, Ритими поделилась со мной своими опасениями. Она надеялась, что

Этева не сломается под тяжестью убитого им человека. Хекуры убитого

поселяются в груди убийцы и обитают там, пока родственники убитого не сожгут

его тело и не съедят истертые в порошок кости. Мокототери могут как можно

дольше откладывать церемонию сожжения в надежде, что Этева умрет от

слабости.

-- Мужчины будут рассказывать о набеге? -- спросила я.

-- Как только поедят, -- ответила Ритими.

С луком и стрелами в руках Этева пересек поляну и вошел в хижину, в

которой сын Ирамамове посвящался в шаманы. Мужчины, ходившие с Этевой в

набег, накрыли хижину со всех сторон пальмовыми листьями, оставив лишь

маленький вход спереди. Ему принесли наполненный водой калабаш и внутри

развели огонь.

Этева должен был оставаться в хижине, пока Пуривариве не объявит, что

мертвое тело Мокототери уже сожжено. Дни и ночи напролет Этева должен быть

настороже на случай, если дух убитого подкрадется к хижине в образе ягуара.

Стоит Этеве в эти дни заговорить, прикоснуться к женщине или что-нибудь

съесть -- и он умрет.

В сопровождении невестки к нам в хижину вошла старая Хайяма. -- Хочу

узнать, что творится у Арасуве, -- сказала старуха, усаживаясь возле меня.

Шотоми села на землю, прислонившись головой к моим ногам, свисающим из

гамака. Багровый шрам -- напоминание о ране -- уродовал ее точеную ножку. Но

Шотоми это мало беспокоило: она была рада, что рана не загноилась.

-- Матуве захватил одну из женщин, -- гордо сказала Хайяма. -- Самое

время ему взять вторую жену. Лучше уж мне выбрать ему подходящую, не то дай

ему волю, и он наверняка ошибется.

-- Но у него же есть жена, -- заикнулась было я, глядя на Шотоми.

-- Да, -- согласилась старуха. -- Но если он вообще собирается взять

вторую жену, сейчас самое время. Шотоми молода. Сейчас ей легко будет

подружиться с другой женщиной. Матуве следует взять самую молоденькую из

трех пленниц. -- И Хайяма погладила Шотоми по выбритой тонзуре. -- Эта

девочка моложе тебя. Она будет тебя слушаться. Когда у тебя будут месячные,

она станет нам стряпать. Она может помогать тебе на огородах и собирать

топливо для очага. Я уже слишком стара, чтобы много работать.

Шотоми внимательно осмотрела трех пленниц в хижине Арасуве. -- Если уж

Матуве непременно должен взять себе вторую жену, то я бы хотела, чтобы он

взял девочку. Мне она больше по душе. Она будет согревать его гамак, когда я

забеременею.

-- А ты что, беременна? -- спросила я.

-- Я в этом не уверена, -- ответила она с лукавой улыбкой.

Хайяма мне как-то рассказывала, что, как правило, беременная женщина

выжидала от трех до четырех месяцев, а то и дольше, прежде чем сказать об

этом мужу. Муж был молчаливым сообщником в этом обмане, ибо и его приводили

в ужас всевозможные ограничения в еде и запреты в образе жизни. Если у

женщины случался выкидыш, либо она производила на свет ребенка-урода, она

никогда не считалась виноватой. Вина всегда падала на мужа. Более того, если