губная помада, пара ржавых ножниц, вылинявшая блузка и юбка.
-- А это что, по-твоему, такое? -- спросила она, пряча что-то за
спиной.
Я созналась в своем невежестве, и она рассмеялась: -- Это моя книжка
для письма. -- Она открыла блокнот с пожелтевшими от времени страницами. На
каждой странице виднелись ряды корявых букв. -- Смотри. -- Достав из коробка
карандашный огрызок, она стала выводить печатными буквами свое имя. -- Я
научилась этому в другой миссии. Намного большей, чем эта. Там еще была
школа. Это было много лет назад, но я не забыла, чему там научилась. -- Она
снова и снова писала свое имя на поблекших страницах. -- Тебе нравится? --
Очень. -- Я зачарованно смотрела, как эта старая женщина сидит на корточках,
сильно наклонись вперед и почти касаясь головой лежащего на земляном полу
блокнота. Умудряясь сохранять равновесие в такой позе, она продолжала
старательно выписывать буквы своего имени.
Внезапно закрыв блокнот, она выпрямилась.
-- Я побывала в городе,-- сказала она, глядя куда-то в окно. -- В
городе полно людей и все на одно лицо. Сначала мне это нравилось, но потом я
быстро устала. Слишком за многим надо было уследить. Да еще столько шума.
Говорили не только люди, но и вещи. -- Она помолчала, нахмурившись и изо
всех сил стараясь сосредоточиться; все морщины на ее лице обрисовались
резче. Наконец она сказала: -- Город мне совсем не понравился.
Я спросила, в каком городе она была и в какой миссии выучилась писать
свое имя. Она посмотрела на меня так, словно не расслышала вопросов, и
продолжала свой рассказ. Как и раньше, она начала путать место и время
событий, временами сбиваясь на родной язык. То и дело она смеялась, повторяя
одно и то же: -- Я не отправлюсь на небеса отца Кориолано.
-- Ты всерьез собираешься идти к своему народу? -- спросила я. -- А ты
не думаешь, что двум женщинам опасно отправляться в лес? Ты хоть знаешь
дорогу? -- Конечно, знаю, -- сказала она, резко выходя из состояния,
близкого к трансу. -- Старухе бояться нечего.
-- Но я-то не старуха.
Она погладила меня по волосам.
-- Ты не старуха, но у тебя волосы цвета пальмовых волокон и глаза
цвета неба. Ты тоже будешь в безопасности.
-- Я уверена, что мы заблудимся, -- тихо сказала я. -- Ты даже не
помнишь, как давно ты в последний раз видела свой народ. Ты сама мне
говорила, что они все дальше уходят в лес.
-- С нами идет Милагрос, -- убежденно заявила Анхелика. -- Он хорошо
знает лес. Он знает обо всех людях, какие живут в джунглях. -- Анхелика
начала укладывать свои пожитки в лубяной коробок. -- Пойду-ка я поищу его,
чтобы мы смогли тронуться в путь как можно скорее. Тебе надо будет дать ему
что-нибудь.
-- У меня нет ничего такого, что ему бы хотелось, -- сказала я. --
Может, я договорюсь с друзьями, чтобы они оставили привезенные с собой
мачете в миссии для Милагроса.
-- Отдай ему свой фотоаппарат, -- предложила Анхелика. -- Я знаю, что
он хочет иметь фотоаппарат не меньше, чем еще одно мачете.
-- А он знает, как пользоваться фотоаппаратом? -- Не знаю. -- Она
хихикнула, прикрыв рот ладонью. -- Он мне как-то сказал, что хочет делать
снимки белых людей, которые приезжают в миссию поглазеть на индейцев.
Я отнюдь не жаждала расставаться с фотоаппаратом.
Он был хороший и очень дорогой. Я пожалела, что не взяла с собой
другого, подешевле. -- Я отдам ему фотоаппарат, -- сказала я в надежде, что
когда объясню Милагросу, как сложно им пользоваться, он сам выберет мачете.
-- Чем меньше нести, тем лучше, -- сказала Анхелика, со стуком
захлопывая крышку коробка. -- Все это я отдам какой-нибудь здешней женщине.
Мне оно больше не понадобится. Когда идешь с пустыми руками, никому от тебя
ничего не нужно.
-- Я хотела бы взять гамак, который ты мне дала, -- пошутила я.
-- А что, неплохая мысль, -- посмотрела на меня Анхелика и кивнула. --
Ты беспокойно спишь и, наверное, не сможешь спать в гамаках из лыка, как мой
народ. -- Взяв коробок, она собралась уходить из комнаты. -- Я вернусь,
когда разыщу Милагроса.
Допивая свой кофе, отец Кориолано смотрел на меня так, словно впервые
видел. Опершись о стул, он с большим усилием поднялся с места. Он глядел на
меня в полной растерянности, не говоря ни слова. Это было молчание старого
человека. Увидев, как