Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 1)

как танцевали мужчины в трансе от эпены.

В моей голове проносились мелодия и слова песни одной из хекур

Ирамамове.

После долгих дней Призывания духа колибри, Он наконец пришел ко мне.

Ослепленный, я наблюдал его танец.

Ослабевший, упал я на землю И не чувствовал, Как он вошел в мое горло И

отнял мой язык.

Я не видел, как в реку Утекла моя кровь И вода стала красной.

Он укрыл мои раны прекрасными перьями.

Так я узнал песни духа, С тех пор я пою их.

Этева подвел меня к берегу реки и плеснул воды мне в лицо и на грудь.

-- Не повторяй его песню, -- предупредил он меня. -- Ирамамове будет

злиться и причинит тебе вред своими волшебными растениями.

Я хотела сделать так, как он сказал, но что-то заставило меня повторить

песню хекуры Ирамамове.

-- Не повторяй его песню, -- умолял Этева. -- Ирамамове сделает тебя

глухой. Он заставит тебя плакать кровью.

Этева повернулся к Ирамамове: -- Не заколдовывай Белую Девушку.

--А я и не собираюсь, -- уверил его Ирамамове. -- Я не злюсь на нее. Я

знаю, она не такая, как мы, она не все понимает.

Взяв мое лицо в руки, он заставил меня заглянуть в его глаза.

-- Я вижу, как хекуры танцуют у нее в зрачках.

На солнечном свете глаза Ирамамове были не темными как обычно, а

светлыми, цвета меда.

-- Я тоже вижу хекуры у тебя в глазах, -- сказала я ему, рассматривая

желтые пятна на радужке его глаз.

Я попыталась сказать ему, что наконец поняла, почему его имя Глаз

Ягуара, но свалилась к его ногам. Я смутно помнила, что меня несли чьи-то

руки. Добравшись до гамака, я сразу же провалилась в глубокий сон и

проснулась только на следующий день.

В хижине Этевы собрались Арасуве, Ирамамове и старый Камосиве. Я

беспокойно рассматривала их. Они были разукрашены оното; мочки их ушей были

украшены короткими тростниковыми палочками, раскрашенными под перо. Когда

Ритими села рядом со мной в гамаке, я решила, что она пришла защищать меня

от их гнева. Не дав никому из мужчин возможности что-либо сказать, я начала

нести ахинею, извиняясь за то, что попробовала эпену. Чем быстрее я

говорила, тем безопаснее себя чувствовала. Ровный поток слов, решила я, был

надежным способом разогнать их гнев.

Арасуве наконец прервал мою бессвязную болтовню: -- Ты говоришь слишком

быстро. Я не могу ничего понять.

Меня смутил его дружеский тон. Казалось, он не был результатом моей

речи. Я взглянула на других. Их лица не выражали ничего, кроме искренней

любознательности. Я наклонилась к Ритими и шепотом спросила: -- Если они не

злятся, то почему они пришли в хижину? -- Не знаю, -- тихо ответила она.

-- Белая Девушка, ты когда-нибудь раньше видела хекуру? -- спросил

Арасуве.

-- Я никогда в жизни не видела хекур, -- быстро уверила его я. -- Даже

вчера.

-- Ирамамове видел хекур в твоих глазах, -- настаивал Арасуве. -- Вчера

вечером он принимал эпену. Его собственная хекура сказала ему, что научила

тебя своей песне.

-- Я знаю песню Ирамамове, потому что очень часто слышала ее, -- не

унималась я. -- Как могла его хекура научить меня? Духи не приходят к

женщинам.

-- Ты не похожа на женщин Итикотери, -- сказал старый Камосиве, глядя

на меня так, как будто впервые видел. -- Хекуры могут легко ошибиться. -- Он

вытер сок табака, стекающий в уголках рта. -- Были случаи, когда хекуры

приходили к женщинам.

-- Поверь мне, -- сказала я Ирамамове, -- я знаю твою песню, потому что

слышала много раз, как ты ее пел.

-- Но я пою очень тихо, -- доказывал Ирамамове. -- Если ты

действительно знаешь мою песню, почему бы тебе не спеть ее прямо сейчас?

Надеясь, что на этом инцидент будет исчерпан, я начала напевать мелодию. К

полному разочарованию я совершенно не могла вспомнить слов.

-- Ну вот видишь! -- радостно воскликнул Ирамамове. -- Моя хекура

научила тебя этой песне. Именно поэтому я не разозлился на тебя вчера,

поэтому я не повредил тебе уши и глаза, поэтому я не ударил тебя горящей

палкой.

-- А следовало бы, -- сказала я, выдавливая улыбку.

Внутри у меня все дрожало. Характер Ирамамове был всем хорошо известен.

У него была мстительная натура и очень жестокие наказания.

Старый Камосиве сплюнул шарик табака на землю, а потом достал банан,

висевший прямо над ним. Очистив, он запихнул в рот весь плод целиком.