он встал и велел нам идти за ним в шабоно.
У своей хижины он остановился, а мы с Ритими пошли дальше в свою.
-- Всего неделю назад плакали и мужчины, и женщины, -- сказала я,
садясь в гамак. -- Они плакали, думая, что Камосиве умрет. А сегодня я
видела, как жена Арасуве убила свое новорожденное дитя.
Ритими дала мне воды. -- Как может женщина кормить нового младенца,
имея ребенка, который еще сосет грудь? -- резко спросила она. -- Ребенка,
который уже так долго прожил.
Рассудком я поняла слова Ритими. Мне было известно, что детоубийство --
это не столь уж необычное дело у индейцев бассейна Амазонки. Детей как
правило рожают с интервалами в два-три года. Все это время у матери есть
молоко, и она воздерживается от рождения в этот период очередного ребенка,
чтобы сохранить достаточный его запас. Если же в это время появляется на
свет младенец с дефектами или девочка, такое дитя убивается, чтобы у
сосущего грудь ребенка было больше шансов выжить.
Но сердцем я не могла с этим смириться. Ритими взяла в руки мое лицо и
заставила посмотреть на нее. Глаза ее блестели, губы взволнованно дрожали.
-- Тот, кто еще не успел увидеть небо, должен вернуться туда, откуда пришел.
-- Она вытянула руку в огромную черную тьму, которая начиналась у наших ног
и уходила в небо. -- В дом грома.
Глава 11
Однажды утром вместо негромкой женской болтовни меня разбудили крики
Ирамамове, возглашавшего, что сегодня он будет готовить кураре.
Я села в гамаке. Ирамамове стоял посреди поляны.
Широко расставив ноги, со скрещенными на груди руками он придирчиво
осматривал собравшихся вокруг него молодых мужчин. Он громогласно
предупредил их, что если они намереваются помогать ему сегодня в
приготовлении яда, то не должны спать в эту ночь с женами. Продолжая ворчать
так, словно мужчины уже провинились, Ирамамове напомнил, что непременно,
узнает об их ослушании, ибо испытает яд на обезьяне. Если только зверек
выживет, он никогда больше не попросит этих мужчин помогать ему.
Еще он сказал, что если они хотят идти с ним в лес за различными
лианами, необходимыми для приготовления мамукори, они должны воздерживаться
от еды и питья, пока наконечники их стрел не будут смазаны ядом.
С уходом мужчин в шабоно снова воцарилось спокойствие. Тутеми, разведя
огонь в очагах, свернула из табачных листьев жвачку для себя, Ритими и Этевы
и снова улеглась в гамак. Я тоже подумала, что есть еще время вздремнуть,
пока пекутся зарытые в горячую золу бананы, и повернулась на другой бок.
Зябкий воздух прогревался дымом. Как было у нас заведено по утрам, сбегав по
своим делам, Тешома, Сисиве и двое младших ребятишек Арасуве забрались ко
мне в гамак и уютно облепили меня со всех сторон.
Все эти утренние события прошли мимо Ритими. Она все еще крепко спала
на земляном полу. Но даже во сне Ритими заботилась о своей внешности. Голова
ее покоилась на руке в положении, позволявшем демонстрировать полный набор
украшений. Тонкие отполированные палочки были продеты в носовую перегородку
и уголки рта. На щеке красовались две волнистые линии, недвусмысленно
указывающие каждому обитателю шабоно, что у Ритими месячные. Две последние
ночи Ритими не спала в гамаке, не ела мяса, не занималась стряпней и не
прикасалась ни к Этеве, ни к его вещам.
Мужчины побаивались менструирующих женщин.
Ритими как-то рассказывала, что хотя у женщин, как известно, не обитают
в груди хекуры, зато они связаны с жизненной сущностью выдры,
прародительницы первой женщины на земле. Считалось, что во время месячных на
женщин нисходили сверхъестественные способности выдры. Она вроде бы не
знала, в чем заключаются эти способности, но сказала, что увидев выдру в
реке, мужчина никогда не убивает ее из опасения, что в деревне немедленно
умрет какая-нибудь женщина.
Первое время женщины Итикотери недоумевали, почему с того дня, как я у
них появилась, у меня ни разу не было месячных. Мои объяснения -- потеря
веса, полная смена рациона, новая обстановка -- не воспринимались всерьез.
Вместо этого они считали, что поскольку я не индеанка, --я и не то чтобы
вполне человек. У меня не было связи с жизненной сущностью ни животного, ни
растения, ни духа.
Одна лишь Ритими хотела верить и доказать остальным женщинам, что я
все-таки человек. -- Ты сразу должна