Девы Марии на алтаре в ее рабочей комнате.
-- Я действительно не могу понять, почему ты так огорчилась из-за того,
что сказала твоя машина и что -- я, -- заметила донья Мерседес, зажигая
второе кадило на алтаре. -- Какая разница в том, что делаю я сейчас и что
делала несколько месяцев назад? Единственное, что имеет смысл, это то, что
больные выздоровели. Несколько лет тому назад сюда приезжали психолог и
социолог. Они записали все, что я сказала, на такую же машину, как у тебя. Я
полагаю, их машина была лучше: она была намного больше. Они пробыли здесь
всего неделю. По полученной информации они написали книгу о целительстве.
-- Знаю я эту книгу, -- огрызнулась я. --И не думаю, что это настоящее
исследование. Оно примитивно, поверхностно и неверно истолковано.
Донья Мерседес лукаво посмотрела на меня, в ее взгляде читалась смесь
сострадания и мольбы. Я молча смотрела на последнюю страницу, превращающуюся
в пепел, но не беспокоилась о том, что она сделала; у меня был еще
английский перевод записей и заметок. Она встала со своего стула и села
рядом со мной на деревянной скамье.
-- Ты очень скоро почувствуешь, какой тяжкий груз свалился с твоих
плеч, -- утешила меня она.
Я была вынуждена пуститься в многословное объяснение, касающееся
важности изучения незападных лечебных практик. Донья Мерседес внимательно
слушала с неискренней улыбкой на лице.
-- На твоем месте, -- посоветовала она, -- я бы приняла предложение
твоих друзей поехать на охоту на реку Ориноко. Я думаю, ты не пожалеешь об
этом.
Несмотря на то, что мне хотелось вернуться в ЛосАнжелес как можно
скорее, чтобы закончить работу, я серьезно обдумывала приглашение моего
друга отправиться в двухнедельную поездку в джунгли. Охота меня не
интересовала, но я верила, что может предоставиться возможность встречи с
шаманом или посещения целительской церемонии при помощи одного индейского
гида, которого мой друг планировал нанять по прибытии в католическую миссию,
бывшую последним оплотом цивилизации.
-- Я думаю, мне стоит поехать, -- сказала я донье Мерседес. -- Может
быть, я встречу великого индейского целителя, который расскажет мне то, чего
не знаешь даже ты.
-- Я уверена, ты услышишь множество интересных вещей, -- засмеялась
донья Мерседес. -- Но не спеши их записывать, там тебе не следует делать
никаких исследований.
-- В самом деле? Откуда ты это знаешь? -- Вспомни, я -- bruja, --
сказала она, потрепав меня по щеке.
Ее глаза были полны невыразимой доброты.
-- И не беспокойся о твоих английских записях, спрятанных в столе. К
тому времени, когда ты вернешься, они тебе уже не будут нужны.
Глава 2
Неделю спустя я вместе со своим другом летела в маленьком самолете в
одну из католических миссий в верхнем течении Ориноко. Там мы должны были
встретиться с остальными членами группы, которые несколькими днями раньше
тронулись в путь на лодке с охотничьим снаряжением и запасом продуктов,
достаточным для двухнедельного пребывания в джунглях.
Мой друг жаждал показать мне все прелести мутного и бурного Ориноко. Он
отважно и мастерски маневрировал своим самолетиком. В какой-то момент мы так
низко пролетели над поверхностью воды, что распугали аллигаторов, нежившихся
под солнышком на песчаной отмели. В следующее мгновение мы уже были высоко в
воздухе над бескрайним непроходимым лесом. Не успевала я перевести дух, как
он снова пикировал, причем так низко, что мы могли разглядеть черепах,
гревшихся на древесных стволах у речных берегов.
Меня трясло от тошноты и головокружения, когда мы наконец приземлились
на небольшой площадке рядом с возделанными полями миссии. Нас радушно
встретили отец Кориолано, священник, возглавлявший миссию, остальные члены
группы, прибывшие днем раньше, и несколько индейцев, которые, возбужденно
галдя и толкаясь, пытались забраться в маленький самолетик.
Отец Кориолано повел нас мимо посевов маиса, маниоки, банановых и
тростниковых плантаций. Это был тощий, длиннорукий и коротконогий человек.
Под тяжелыми бровями прятались глубоко сидящие глаза, а все лицо покрывала
густая, давно не стриженная борода. С его черной сутаной явно не вязалась
потрепанная соломенная шляпа, которую он постоянно сдвигал на затылок, чтобы
дать ветерку подсушить вспотевший лоб.
Пока мы дошли до грубо