снова повернулась ко мне, у нее было спокойное и странно
мягкое лицо, похожее на маску, как будто она делала большие
усилия, чтобы контролировать свои эмоции. В ее глазах было
столько печали, что я сразу же забыла свою боль.
-- Вот что я расскажу тебе, молодая женщина, -- сказала
она необычно резким голосом, который как будто обозначал выход
всей ее боли в глаза. -- Я не ушла с нагвалем Мариано Аурелиано
и его партией. Зулейка тоже. А знаешь ли ты, почему?
Онемев от ожидания и страха, я смотрела на нее, раскрыв
рот. -- Нет, Флоринда, не знаю, -- проговорила я наконец.
-- Мы здесь, потому что не принадлежим к той партии магов,
-- сказала она теперь уже низким и спокойным голосом. -- Мы
принадлежим, но не на самом деле. Наши чувства с другим
нагвалем, с нагвалем Хулианом, нашим учителем. Нагваль Мариано
Аурелиано -- наш предводитель, а нагваль Исидоро Балтасар --
наш ученик.
-- Как и ты, мы остались позади. Ты, -- потому что не была
готова идти с ними; мы, -- потому что нам нужно больше энергии,
чтобы совершить более мощный прыжок и присоединиться к другой
группе воинов, более старой группе. Группе нагваля Хулиана.
Я могла ощущать одиночество и тоску Флоринды как легкую
дымку, застилавшую все вокруг. Я едва смела дышать, боясь, как
бы она не прекратила говорить.
Очень подробно она рассказала мне о нагвале Хулиане,
прославившемся во многих отношениях. Ее описание было сжатым,
но таким живым, что я могла видеть нагваля прямо перед глазами:
самое необыкновенное существо, какое когда-нибудь существовало.
Веселый, остроумный и сообразительный; неисправимый озорник.
Сказочник, маг, который управлял восприятием, как пекарь
тестом, замешанным по определенному порядку или особому
рецепту, никогда не теряя видения ситуации. Флоринда убедила
меня, что быть с нагвалем Хулианом -- это нечто незабываемое.
Она призналась, что любила его помимо слов, помимо чувств.
Точно так же и Зулейка.
Флоринда долго молчала, а ее взгляд был прикован к далеким
горам, как будто привлеченный силой их остроконечных вершин.
Когда она заговорила снова, ее голос был еле слышным шепотом:
-- Мир магов -- мир одиночества, но любовь в нем вечна. Как моя
любовь к нагвалю Хулиану. Мы входим в магический мир полностью,
и в счет идут только наши действия, наши чувства, наша
безупречность. -- Она кивала, как бы подчеркивая слова. -- У
меня больше нет чувств. Но как бы ни сложились обстоятельства,
я пойду за нагвалем Хулианом. Все, что со мной осталось -- это
мое желание, мое чувство долга, моя цель.
-- Возможно, мы с тобой в одной лодке. -- Она сказала это
так ровно, что прошло некоторое время, прежде чем я поняла, что
она имела в виду.
Я смотрела на нее и как всегда была ослеплена ее
великолепной красотой и молодостью, которые годы оставили
совершенно нетронутыми.
-- Не я, Флоринда, -- выговорила я наконец. -- У тебя был
нагваль Исидоро Балтасар, и я, и все другие ученики, о которых
я слышала. У меня нет ничего. У меня нет даже моего старого
мира. -- Во мне не было жалости к себе, только опустошительное
знание, что моя жизнь, как я ее представляла себе до настоящего
времени, закончилась.
-- Нагваль Исидоро Балтасар мой по праву моей силы. Я буду
послушно ждать еще некоторое время, но если он больше не в этом
мире, я тоже не здесь. Я знаю, что делать! -- Я умолкла, когда
поняла, что Флоринда больше не слушает меня. Она была занята
рассматриванием маленького ворона, прохаживавшегося рядом с
нами вдоль края фонтана.
-- Это Дионисий, -- сказала я, ища в кармане кусочки
тортильи. У меня ничего с собой не было. Я посмотрела в
удивительно чистое небо. Меня вновь поглотила печаль, и я не
заметила, что было уже далеко за полдень, время, когда
маленький ворон обычно приходит за пищей.
-- Этот парень совершенно расстроен. -- Флоринда смеялась
над обиженным покаркиванием и потом, посмотрев мне в глаза,
сказала: -- Вы с вороном очень похожи. Вы очень легко
расстраиваетесь, и вы оба очень громко сообщаете об этом.
Я едва сдержалась, чтобы не выпалить, что то же самое
можно сказать и о ней. Флоринда хихикнула, как будто знала о
том, какие усилия я предпринимаю, чтобы не разрыдаться.
Ворон уселся на мою пустую руку и смотрел на меня боком
своим сияющим хрустальным глазом. Птица