Флоринда Доннер

Жизнь-в-сновидении (Часть 2)

узнать, открыта ли дверь, в комнате ли эти тени, я

пошарила рукой под кроватью, ища ночной горшок, -- почему-то я

знала, что он там, -- и запустила им в эти тени. Горшок громко

загремел за дверью.

Тени исчезли. Подумав, что все это мне почудилось, я вышла

из комнаты и нерешительно посмотрела на высокую мескитовую

изгородь вокруг дворика. И тут я быстро сообразила, что

нахожусь за маленьким домом. Все это пронеслось в моей голове,

пока я искала горшок, докатившийся до самой изгороди.

Наклонившись за ним, я увидела, как сквозь изгородь

протискивается койот. Инстинктивно я швырнула в него горшок, но

он ударился о камень. Не обращая внимания на громкий стук и на

мое присутствие, койот пересекал двор. Он несколько раз

нахально поворачивал голову, поглядывая на меня. Его мех

блестел, словно серебро, а пышный хвост волочился по камням

наподобие волшебного веера. Каждый камень, который он задевал,

оживал. Камни вскакивали, у них светились глаза и беззвучно

шевелились губы.

Я завизжала; ужасающе быстро камни двинулись ко мне.

Я мгновенно поняла, что сплю. -- Это один из моих обычных

кошмаров, -- пробормотала я про себя. -- С монстрами, страхом и

тому подобным.

Убежденная, что осознание этого само по себе нейтрализует

воздействие кошмара, я готова была сдаться и пережить весь его

ужас. Тут я услышала, как кто-то сказал: -- Попробуй путь

сновидения.

Я обернулась. Под рамадой стояла Эсперанса, возясь с огнем

на поднятой платформе, сделанной из тростника и обмазанной

толстым слоем глины. Она казалась незнакомой и далекой в

бросающем отблески живом свете пламени, как будто ее отделяло

от меня расстояние, ничего общего не имеющее с пространством.

-- Не бойся, -- приказала она. Затем чуть слышно

пробормотала: -- Мы все видим сны друг друга, но сейчас ты не

сновидишь. -- Должно быть мое лицо выражало сомнение. -- Поверь

мне, ты не сновидишь, -- заверила она меня.

Я чуть-чуть приблизилась к ней. Не только ее голос

показался незнакомым, она сама была какой-то другой. С того

места, где я стояла раньше, она казалась Эсперансой, но чем-то

была похожа на Зулейку. Я подошла к ней совсем близко. Это была

Зулейка! Молодая, сильная и очень красивая. Ей не могло быть

больше сорока. Овальное лицо обрамляли кудрявые, начинающие

седеть черные волосы. Гладкое и бледное лицо освещалось

влажными, широко поставленными черными глазами. Ее взгляд был

обращен в себя, загадочный и ясный. Тонкая верхняя губа

свидетельствовала о строгости, а нижняя, полная и чувственная,

выдавала доброту, почти страстность.

Околдованная переменой в ней, я уставилась на нее, как

зачарованная. Точно, сновижу, подумала я.

Ее чистый смех заставил меня осознать, что она прочла мои

мысли. Она взяла меня за руку и сказала ласково: -- Ты не

сновидишь, моя дорогая. Это действительно я, твой учитель

сновидений. Я Зулейка. Эсперанса -- это мое второе я. Маги

называют это телом сновидения.

Сердце так прыгнуло, что в груди стало больно. От волнения

и восхищения я чуть не задохнулась. Я безуспешно попыталась

освободить свою руку: она держала ее слишком крепко. Я сильно

зажмурилась. Больше всего мне хотелось, чтобы, когда я их

открою, ее здесь не оказалось. Но она, конечно, осталась на

месте, с лучезарной улыбкой на губах. Я снова закрыла глаза,

потом попрыгала и топнула в неистовстве ногой. Свободной рукой

я несколько раз ударила себя по щеке, пока та не покраснела от

боли. Все напрасно: я не просыпалась. Сколько бы я ни закрывала

глаза, она была тут.

-- Довольно, по-моему, -- засмеялась она, и я попросила ее

стукнуть меня.

Она с готовностью сделала это, два раза сильно ударив меня

по предплечьям длинной твердой тростью.

-- Бесполезно, дорогая, -- проговорила она медленно,

словно устав, и, глубоко вздохнув, отпустила мою руку. Потом

снова заговорила: -- Это не сон. И я Зулейка. Когда я сновижу,

то я Эсперанса или еще кто-нибудь. Но сейчас я не собираюсь

этим заниматься.

Мне хотелось хоть что-то сказать, но я не могла. Язык

присох к небу, и я смогла только взвизгнуть по-собачьи,

стараясь расслабиться, и дышала, как меня учили на занятиях по

йоге.

Она тихонько засмеялась, скорее всего, над моими усилиями.

Смех прозвучал утешительно и успокоил меня: в