и крючок лег в пробой без
всякого видимого на него воздействия.
Девятый ребенок Абхойи выжил. В 1935 году я наводил о ее дочери
справки, и она была еще жива.
Один из учеников Лахири Махасайа, почтенный Кали Кумар Рой, сообщил
мне много захватывающих подробностей своей жизни вблизи учителя:
'Часто я гостил в его доме в Бенаресе по несколько
недель,--рассказывал мне Рой.--Я заметил, что в тишине ночей в доме
появлялись многочисленный святые подвижники и отшельники--данда свами
/3/, которые приходили, чтобы посидеть у ног гуру. Иногда они
устраивали дискуссии на философские темы или обсуждали проблемы
медитации. К утру высокие гости уходили. И во время своих посещений я
обнаружил, что Лахири Махасайа никогда не спит.
В ранний период знакомства с учитилем,--продолжал Рой,--мне пришлось
столкнуться с противодействием своего начальника, убежденного
материалиста.
--Я не желаю, чтобы у меня работали религиозные фанатики,--бывало
усмехался он.--Если я когда-нибудь встречусь с вашим шарлатаном-гуру,
я скажу ему несколько слов, которые он надолго запомнит.
Но и эта угроза не прервала моих ежедневных визитов. Я почти каждый
вечер проводил в присутствии гуру. Однажды вечером начальник
последовал за мной и бесцеремонно ворвался в гостинную. Без сомнения,
он собирался осуществить свою угрозу. Но как только он уселлся, Лахири
Махасайа обратился к группе, в которой было около двенадцати его
учеников:
--Хотите, я покажу вам одну картину?
Когда мы утвердительно закивали головами, он приказал затемнить
комнату.
--Сядьте в круг друг за другом,--сказал он далее,--положите свои руки
на глаза того, кто сидит перед вами.
Я не удивился, когда мой начальник тоже исполнил приказание, хотя и
сделал это неохотно. Через несколько минут Лахири Махасайа спросил
нас, что мы видим.
--Господин,--ответил я,--появилась какая-то красивая женщина. Она
одета в сари с красной каймой и стоит у латании.
Остальные ученики описали то же самое. Тогда учитель обратился к моему
начальнику:
--А вы узнаете эту женщину?
--Да,--отвечал тот, борясь, очевидно, с незнакомыми его природе
эмоциями.--Я глупо трачу на нее деньги, хотя у меня есть хорошая жена.
Мне стыдно за те побуждения, которые привели меня сюда. Простите! Не
могли бы вы принять меня к себе в ученики?
--Если в течение шести месяцев вы будете вести строго моральную жизнь,
я приму вас,--сказал учитель. Затем он прибавил:--иначе я не могу
этого сделать.
В течение трех месяцев мой начальник воздерживался от искушений, но в
конце концов он возобновил прежние отношения с этой женщиной. Спустя
еще два месяца он умер. Тогда я понял завуалированное пророчество гуру
о том, что он не сможет иницировать просящего.
У Лахири Махасайа был весьма известный друг, свами Трайланга; молва
утверждала, что ему более трехсот лет. Часто оба йогина сидели вместе,
погрузившись в медитацию.
Слава Трайланги была столь велика, что лишь очень немногие индусы
решились бы отрицать достоверность любого рассказа о его невероятных
чудесах. Если бы Христос вернулся на землю и прошел по улицам
Нью-Йорка, демонстрируя свои божественные силы, Он вызвал бы среди
народа такой же страх и такое же благоговение, какие вызывал
Трайланга, проходя по людным переулкам Бенареса. Это был один из
сидхов, совершенных существ, которые сделали Индию недоступной
разрушительному действию времени.
Много раз люди видели, как свами пил без всякого вреда для себя самые
смертельные яды. Тысячи людей,--некоторые из них живы и
поныне,--видели, ак Трайланга сидел целыми днями на поверхности реки
или оставался в течение очень долгого времени под водой. В Бенаресе
привыкли к зрелищу неподвижного тела свами на голых камнях, полностью
открытого для воздействия беспощадного индийского солнца.
Своими подвигами Трайланга сремился научить людей тому, что
человеческая жизнь зависит не от наличия кислорода или иных условий и
предосторожностей. Находился ли великий учитель на воде или под нею,
подвергалось ли его тело жестоким солнечным лучам или нет,--он
доказывал, что живет божественным сознанием, и смерть не имеет над ним
власти.
Йогин являл собою образец не только духовного, но и физического
величия. Вес его превосходил триста фунтов; по фунту на каждый год
жизни. К тому же он ел очень редко, и это обстоятельство казалось еще
более непонятным. Однако учитель йоги с легкостью игнорирует все
обычные правила здоровья, когда имеет в виду какую-нибудь особую
цель, нередко слишком тонкую