Шри Парамаханса Йогананда

Автобиография монаха (Часть 2)

лица /1/; взоры их со вниманием были устремлены на меня.

В этот миг дверь кладовой отворилась: как всегда, один из юношей

открыл мое убежище.

--Иди сюда, Вимал!--Весело воскликнул я.--У меня есть для тебя

новости: Господь зовет меня в Америку!

--В Америку!--юноша повторил мои слова таким тоном, как будто я

сказал: на Луну.

--Да, я собираюсь открыть Америку, подобно Колумбу. Он думал, что

открыл Индию; поистине, между этими двумя странами есть кармическая

связь.

Вимал ускакал прочь; вскоре эта 'двуногая газета' сообщила о разговоре

всей школе.

Я созвал пришедший сразу в замешательство совет учителей и передал

школу его попечению

--Знаю, что вы и впредь будете хранить идеалы воспитания Лахири

Махасайа,--сказал я.--Я часто буду вам писать. Если Богу будет угодно,

я, когда-нибудь вернусь сюда.

Со слезами на глазах я бросил последний взгляд на ребят и залитый

солнцем двор Ранчи. В эту минуту завершилась определенная эпоха в моей

жизни, и с того времени мне предстояло жить в дальних странах. Через

несколько часов после моего видения я отправился в Калькутту. На

следующий день я получил приглашение принять участие как делегат от

Индии в международном конгрессе религиозных либералов в Америке.

Конгресс намечался на тот же год в Бостоне; он должен был состояться

под эгидой Американской ассоциации унитариев.

Голова моя пошла кругом, и я бросился к Шри Юктешвару в Серампур.

--Гуруджи, меня пригласили выступить на религиозном конгрессе в

Америке. Стоит поехать?

--Перед тобой открыты все двери,--просто ответил учитель,--Сейчас или

никогда.

--Но, господин,--возразил я в смятении.--Ведь я же не умею выступать

перед публикой. Я так редко читал лекции--и никогда не выступал

по-английски.

--По-английски, или не по-английски, но твои слова о йоге будут

услышаны на Западе.

Я рассмеялся:

--Хорошо, дорогой гуруджи, я думаю, что вряд ли американцы станут

учить бенгали! Благословите меня, пожалуйста, дабы я смог преодолеть

дебри английского языка /2/.

Когда я сообщил о своих планах отцу, он был прямо-таки ошеломлен.

Америка представлялась ему невероятно далекой, и он опасался, что ему,

возможно, никогда более не придется меня увидеть.

--Как же ты можешь ехать?--спросил он меня сурово.--Кто даст тебе

деньги на дорогу?

Поскольку он с радостью тратил деньги на мое обучение и на всю мою

жизнь, он, несомненно, полагал, что его вопрос поставит мой проект в

затруднительное положение.

--Господь, конечно, поддержит меня,--отвечал я, припоминая, как

давным-давно я очень похоже ответил брату Ананте в Агра. И довольно

простодушно добавил:--Отец, может быть, Господь вложит в ваш ум мысль

мне помочь...

--Нет, никогда!--он взглянул на меня с жалостью.

И поэтому я был крайне удивлен, когда на следующий день отец вручил

мне чек на крупную сумму.

--Я даю тебе эти деньги не как отец, а как преданный ученик Лахири

Махасайа. Отправляйся же на далекий Запад и распростаняй там учение

крийа-йоги.

Меня глубоко тронул дух бескорыстия, с которым отец смог так быстро

отбросить в сторону свое личное. Прошедшей ночью он справедливо

рассудил, что движущей силой моей поездки было не просто стремление к

перемене мест.

--Может быть, мы уже не увидимся в этой жизни,--печально молвил отец.

Тогда ему было уже шестьдесят семь лет.

Но интуитивная убежденность заставила меня ответить:

--Несомненно, Господь даст нам еще раз встретиться и здесь!

Готовясь расстаться с учителем и своей религией, готовясь отправиться

к незнакомым берегам Америки, я испытывал немалый трепет. Мне

приходилось много слышать о материалистическом духе Запада, столь

отличном от духовных основ Индии, пропитанных аурой святости.

'Чтобы выдержать атмосферу Запада,--подумал я,--восточный учитель

должен быть закален сильнее, чем для гималайских холодов'.

Как-то рано поутру я начал молиться, твердо решив скорее умереть, чем

подняться со своего места, не услышав голоса Бога. Мне хотелось, чтобы

Он благословил меня и дал уверенность, что я не затеряюсь в тумане

современного утилитаризма. Сердце мое было готово к поездке в Америку,

но тем сильнее желало оно услышать божественное утешение и позволение.

Я упорно молился, заглушая рыдания. Ответа не было. К полудню я достиг

наивысшей точки. Голова моя кружилась под напором глубочайшей тоски. Я

почувствовал, что если еще раз вскрикну, углубив свою внутреннюю

скорбь, мой мозг разлетится на куски.