лидерство или, на более низком уровне,
осознание своей полезной деятельности в малом или крупном масштабе, на
ограниченном или широком поле общественной жизни; если он не может достичь
этого, то все равно может сознавать какой-то свой вклад в общее дело,
гордиться своим истинным или воображаемым участием в грандиозной
коллективной деятельности и мощном и великолепном витальном росте нации. Во
всем этом в первую очередь работает индивидуалистический принцип витального
инстинкта, в котором соревновательная сторона нашей природы взаимодействует
с кооперативной, но преобладает над ней. При максимальном преобладании
соревновательного импульса рождается идеал карьериста, для которого семья,
общество и нация являются не столько полем реализации эмоций, сколько
ступенями лестницы, по которой нужно карабкаться вверх, жертвами,
предназначенными к закланию, чем-то, подлежащим завоеванию и покорению. В
крайних случаях индивидуалистический мотив полностью обособ-ляется от
кооперативного, вырождается в примитивное антиобщест-венное чувство и ведет
к появлению бродяги, искателя приключений, вечного скитальца, или чистого
отшельника- который уходит от мира не по велению ума или духа, но потому,
что общество, некогда бывшее для него средством самовыражения, превратилось
в тюрьму и непосильное бремя, стало препятствовать его развитию и отказывает
ему в жизненном пространстве и месте под солнцем. Но в наше время, когда
вездесущие щупальца современного общества проникли повсюду, случаев ухода от
мира становится все меньше; скоро на земле уже не останется убежищ для
бродяги или отшельника - вероятно, даже в пустыне Сахаре или в далекой глуши
Гималайских гор. И, возможно, даже право на внутреннее уединение будет
отнято у нас коллективистским обществом, стремящимся превратить каждую
индивидуальную 'клетку' социального организма в максимально эффективную
прагматическую, экономическую и динамическую единицу.
Ибо эта растущая коллективистская, или кооперативная, тенденция
воплощает собой второй инстинкт витального, или практического, существа в
человеке. Она обнаруживается сначала в идеале семейной жизни, согласно
которому индивид ставит себя в подчиненное положение и находит витальное
удовлетворение и практическое осуществление не в собственной своей,
преобладающей над всем прочим, индивидуальности, но в жизни более широкого
витального эго. Этот идеал играл важную роль в старых аристократических
взглядах на жизнь; он присутствовал в древней индийской идее кула и
куладхарма, а в Индии позднейших времен лежал у истоков общественной
системы, основанной на большой объединенной семье и ставшей прочным
экономическим базисом средневекового индуизма. Наиболее грубую Вайшья-форму
он принял в идеале британского обывателя-семьянина, согласно которому
предназначение отдельного человека, рожденного на земле, заключается в том,
чтобы заниматься своим ремеслом или профессией, вступить в брак и произвести
потомство, зарабатывать средства к существованию, выйти на средний уровень
достатка, если не сколотить достаточный или избыточный капитал, наслаждаться
какое-то время жизнью, а потом умереть, покончив таким образом со всеми
делами, ради свершения которых он пришел в это тело и выполнял все свои
основные обязанности в этой жизни - ибо все это, очевидно, и было той целью,
для которой человек, со всеми своими божественными возможностями, появился
на свет! Но какую бы форму ни принимал этот идеал, каким бы образом ни
облагораживалась или ни смягчалась его грубая примитивность, какие бы
этические или религиозные концепции ни накладывались на него, семья всегда
останется по сути своей организмом практическим, витальным и экономическим.
Это просто более широкое витальное эго, более сложный витальный организм,
который поглощает индивида и подчиняет его более действенной
соревновательной и кооперативной единице жизни. Семья, как и индивид,
принимает и использует общество в качестве поля своей деятельности и
средства своего продления, витального удовлетворения и благополучия, а также
усиления и наслаждения. Но и эта единица жизни, это многосоставное эго, под
воздействием присущего жизни кооперативного инстинкта может подчинить свой
эгоизм требованиям общества и даже научиться при необходимости