нас в тайну и процесс его создания. Наступает
время, когда творец прекрасного восстает и провозглашает свое право на
свободу - обычно в форме нового закона или принципа творчества, - и эта
свобода, однажды утвержденная, начинает расширяться и увлекать за собой
критический разум, раздвигая его привычные границы. Появляется более
глубокая оценка прекрасного, стремление искать новые принципы критики:
постигать душу самого произведения и объяснять его форму в связи с душой или
изучать самого творца или дух, характер и идеи эпохи, в которую он жил, и
таким образом приходить к правильному пониманию его произведений. Интеллект
начинает сознавать, что главная его задача - не устанавливать законы для
творца прекрасного, но помочь нам понять самого художника и его произведение
- не только его форму и составные элементы, но и ум, в котором оно
зародилось, и впечатления, которые оно вызывает в уме воспринимающем. Здесь
критический разум стоит на верном пути, но на пути, к концу которого
рациональное понимание остается далеко позади и открывается высшая
способность, супрарациональная по своему происхождению и природе.
Ибо сознательное восприятие прекрасного достигает предельной ясности и
приносит высочайшее наслаждение не благодаря анализу красоты, которой
наслаждаются, и даже не благодаря правильному и разумному ее пониманию - ибо
они лишь предварительно очищают наше изначально непросвещенное чувство
прекрасного - но благодаря экзальтации души, в которой она полностью
открывается свету, силе и радости творения. Душа прекрасного в нас
отождествляет себя с душой прекрасного в произведении искусства и в процессе
восприятия испытывает то же божественное упоение и тот же духовный подъем,
которые испытывал художник в процессе творчества. Критика достигает
предельных высот, когда запечатлевает, объясняет, верно описывает этот
отклик души; она сама должна стать вдохновенной, интуитивной, дарующей
откровение. Иными словами, деятельность интуитивного ума должна стать
завершением деятельности рационального интеллекта; интуитивный ум может даже
полностью заместить интеллект и более эффективно исполнять специфическую,
свойственную ему работу; он может более глубоко объяснить нам тайну рождения
формы, стадии творческого процесса, внутреннюю причину, сущность и характер
недостатков и несовершенств, присущих произведению, равно как и его
достоинств. Ибо интуитивный ум - когда он достаточно воспитан и развит -
всегда может взять на себя работу интеллекта и обнаружить при этом силу,
свет и способность проникновения в сущность, которые более велики и надежны,
чем сила и свет интеллектуального ума, даже самого развитого. Существует
интуитивная способность различения, которая превосходит остротой и точностью
восприятия видение логического разума.
Все, сказанное о великом искусстве как о той форме прекрасного, в
которой обычно наше эстетическое чувство находит величайшее и глубочайшее
удовлетворение, относится ко всякой красоте - красоте Природы, красоте
жизни, равно как и красоте искусства. Мы приходим к тому, что в конечном
счете в своем отношении к прекрасному разум занимает в точности то же место
и имеет те же пределы возможностей, как и в своем отношении к религии. Он
помогает просвещать и очищать эстетические инстинкты и импульсы, но не может
дать им высочайшую удовлетворенность или развить в них способность полного
проникновения в сущность. Он до некоторой степени формирует эстетический ум
и способствует его реализации, но не может с основанием притязать на право
устанавливать окончательный закон для процесса созидания прекрасного или для
восприятия прекрасного и наслаждения им. Он может только направлять
эстетический инстинкт, импульс и ум к максимально сознательному
удовлетворению, но не приводить к нему; в конце концов он должен передать их
в распоряжение более высокой способности, которая непосредственно
соприкасается с супрарациональным и по своей природе и образу действий
превосходит интеллект.
И причина здесь все та же: ибо в прекрасном в конечном счете мы ищем то
же самое, что и в религии - Абсолютное, Божественное. В своем поиске
прекрасного человек лишь в самом начале пути удовлетворяется красотой формы
- красотой, которая обращена на физические чувства