и эстетиче-скому
вкусу, а также совершенству и чистоте художественного метода, разработанного
согласно канонам разума и эстетического вкуса, претендовало на звание
классического искусства; но правомерность подобного притязания, как и
излишне жестких разграничений, на которых такое искусство основывается,
представляется весьма сомнительной. Дух истинного, великого классического
искусства и поэзии должен выявлять универсальное и подчинять выражение
индивидуального универсальной истине и красоте, точно так же, как дух
романтического искусства и поэзии должен выявлять все своеобразное и
индивидуальное, и зачастую он делает это с такой силой или с такой живой
выразительностью, что универсальное в его творениях отходит на задний план;
тем не менее именно на основе универсального всякое истинное искусство -
романтическое ли, классическое ли - созидает и наполняет содержанием свои
формы. В действительности любое великое искусство содержит в себе как
классический и романитический, так и реалистический элемент - под реализмом
понимается здесь предпочтительное выявление внешней истины вещей, а не тот
извращенный, вывернутый наизнанку романтизм 'реальной действительности',
который чрезмерно выпячивает безобразное, заурядное или патологическое и
выдает это за окончательную истину жизни. Принадлежность великого
произведения тому или иному типу искусства определяется тем, какому элементу
оно отдает предпочтение и насколько подчиняет остальные его преобладающему
влиянию. Но классическое искусство тоже творит на основе широкого видения и
вдохновения, а не интеллектуального процесса. Классическое искусство и
литература низшего вида - если оно действительно классическое, а не
псевдоклассическое (как это часто бывает), рассудочно подражающее внешней
форме и методу искусства классического, - может явить произведение
значительной, хотя и гораздо меньшей силы, но существенно уступающее
образцам истинного творчества в широте и глубине содержания; ибо на эту
неполноценность оно обрекло само себя принципом интеллектуального
построения. Оно почти всегда стремительно вырождается в формальное или
академическое искусство, лишенное истинной красоты, лишенное жизни и силы,
ограниченное своей рабской преданностью форме и воображающее, что всего
можно достичь, если соблюдать определенную форму, следовать определенным
канонам построения и подчиняться определенным стилистическим правилам или
методическим принципам. Оно перестает быть искусством и превращается в
холодное и механическое ремесленничество.
Это стремление утвердить в первую очередь (а иногда даже почти
исключительно) власть разума и эстетического вкуса в созидании и понимании
прекрасного объясняется складом ума - скорее критическим, нежели творческим;
и в своей теории творчества такой критический ум впадает в существенное
заблуждение. Любой творческий процесс (чтобы произведение искусства было
совершенным) должна направлять внутренняя способность различения, постоянно
отбирающая и отсеивающая элементы в согласии с принципом истины и красоты,
который всегда остается верным закону гармонии, пропорции, органической
связи форм с идеей; в то же время существует совершенное соответствие идеи
духу, природе и внутренней структуре произведения, выражающего явленную душе
и разуму красоту, - его сварупе (svaruРpa) и свабхаве (svabhaРva).
Следовательно, эта внутренняя способность различения отвергает все чуждое,
излишнее, бесполезное, все, что уводит в сторону, размывая и искажая,
перегружая или обедняя произведение, и в то же время своей верховной властью
отбирает и изыскивает все, что может выявить полную истину, совершенную
красоту, самую сокровенную силу. Но это различение осуществляется не
критическим интеллектом, как и гармония, пропорции, соотношения, возникающие
в процессе различения, устанавливаются не с помощью закона,
сформулированного критическим разумом; способность различения органично
присуща природе и истине самого произведения, самого творчества, его
сокровенному внутреннему закону красоты и гармонии, который можно постичь
только видением, а не интеллектуальным анализом. Следовательно, способность
различения, присущая творцу, не имеет ничего общего с интеллектуальной
самокритикой