практического значения. Но для начала нам следует
попытаться уточнить, что мы понимаем под словами 'объективное' и
'субъективное', потому что если мы настаиваем на том, чтобы использовать
так называемое 'объективное' в качестве единственного критерия истины, то,
вероятно, весь этот мир может полностью ускользнуть от нас - и это
доказывают наше искусство, живопись и даже наша наука на протяжении
последних пятидесяти лет, когда в искусстве и науке от мира остаются лишь
жалкие крохи того, что можно считать незыблемым и бесспорным. Конечно, в
существовании бифштекса легко убедиться, и, следовательно, бифштекс более
объективен, чем радость в последних квартетах Бетховена; но это же обедняет
мир, а вовсе не раскрывает его сокровищ. На самом деле это ложное
противопоставление. Субъективность - это и более высокая, и в то же время
подготовительная стадия объективности. Если бы каждый вкусил космического
сознания или просто радости в квартетах Бетховена, то, может быть,
объективно у нас во вселенной было бы меньше варварства.
Шри Ауробиндо был не тем человеком, который мог бы удовлетвориться
космическими мечтаниями. В подлинности переживания и его практическом
соотношении с действительностью можно немедленно убедиться на очень простом
факте - на появлении нового способа познания, познания через
отождествление: мы познаем некую вещь постольку, поскольку мы сами уже и
_есть_ та вещь. Сознание может переместиться в любую точку всеобщей
реальности, оно может сфокусироваться на любом существе или событии и
познать их там в тот же момент - познать так близко, как биение
собственного сердца, ибо все теперь происходит внутри, ничего уже нет
вовне, ничто уже не разделено. Уже Упанишады говорили об этом: 'Когда
познано То, познано все' (Шандилья Упанишада, II.2). Первые признаки этого
нового сознания вполне ощутимы: _Человек начинает ощущать и других как
часть самого себя или как различные повторения себя - того же самого 'я',
видоизмененного Природой в других телах. Или, по крайней мере, как живущего
в более широком всеобщем 'я', которое теперь становится его собственной
великой реальностью. Фактически все вещи начинают менять свою природу и
внешний вид; все восприятие мира таким человеком радикально отличается от
восприятия тех, что замкнут в своем личном 'я'. Он начинает познавать вещи
на основе иного опыта - более непосредственного, не зависящего от внешнего
ума и чувств. И хотя возможность ошибки не устраняется - этого не может
произойти до тех пор, пока ум любого рода остается орудием передачи знания,
- просто существует новый, широкий и глубокий способ переживания, видения,
познания, соприкосновения с вещами; и границы познания могут быть
раздвинуты почти до беспредельности_ (%20).
Этот новый способ познания в действительности не отличается от нашего. В
самом деле: любое переживание, любое знание какого бы то ни было порядка -
от чисто физического уровня до метафизических высот - неявно есть познание
через отождествление: мы знаем что-то постольку, поскольку мы сами уже и
_есть_ то, что мы познаем. _Истинное знание достигается не размышлением, -
говорил Шри Ауробиндо. - Оно есть то, чем вы являетесь; оно есть то, чем вы
становитесь_ (%21). Не будь этой скрытой тождественности, этого тотального
единства, лежащего в основе всего сущего, мы были бы не способны обладать
хоть каким-нибудь знанием о мире и о существах. Рамакришна, кричащий от
боли и истекающий кровью при виде ран буйвола, которого хлестали бичом у
него на глазах, медиум, который определяет местоположение спрятанного
предмета, йогин, излечивающий болезнь ученика, который удален на сотни миль
от учителя, или Шри Ауробиндо, не позволяющий циклону проникнуть в его
комнату, - это лишь несколько поразительных иллюстраций естественного
явления, ибо естественным является не разделение, не различия, а неделимое
единство всех вещей. Если бы существа и предметы отличались бы от нас, были
бы действительно отделены от нас, если бы мы в сущности своей не были бы
этим циклоном или буйволом. спрятанным предметом или больным учеником, то
мы не только не смогли бы воздействовать на них, чувствовать их или
познавать, но они просто были бы невидимы и не существовали бы для нас.
Только подобное может знать и ощущать подобное, только подобное может
воздействовать на подобное. Мы можем познать лишь то, чем мы являемся:
_Разум нельзя научить ничему, что бы уже не было заключено в качестве
потенциального знания в разворачивающейся душе творения.