Свами Вивекананда

Жизнь и наследие

адвайты. И все же,

чтобы понять отношение Вивекананды к традиционной майя-ваде и ее импликациям.

надо учесть три обстоятельства.


Во-первых, в некоторых своих сочинениях Вивекананда довольно категорично

настаивает на том, что майя не должна переводиться как иллюзия,

что само по себе ее признание не связано ни с идеализмом, ни с реализмом,

что в идеалистической интерпретации майи повинны буддисты и что вообще

майя не теория, а констатация определенных фактов, связанных с положением

человека. Именно такова его позиция в ряде лекций, вошедших в 'Джняна-йогу'

('Майя и иллюзия', 'Майя и эволюция понятия Бога', 'Майя и свобода'). В

дальнейшем он поясняет свою мысль, анализируя экзистенциальную ситуацию

человека. Эта ситуация представляется ему парадоксальной и связанной с

неадекватностью устремлений (по отношению к своему же благу), неосознанностью

противоречий в собственной мотивации, привязанностью к тому, что

обедняет человеческое существование, а то и прямо губит его, невыявленностью

своих подлинных интересов, слепотой по отношению к незаметным изменениям

в привычных жизненных обстоятельствах, в конце концов радикально меняющим

последние, отсутствием понимания подлинных истоков и подлинных последствий

своих и чужих действий в сколько-нибудь отдаленной перспективе, забвением

самого важного, 'глубинного' измерения в жизни и абсолютизацией ее 'горизонтали',

забвением эфемерности и кратковременности самого человеческого существования.


Все это ярко иллюстрируется соответствующими примерами. Вот одна из

таких иллюстраций - индийская легенда (нашедшая свое отражение и в европейской

литературе). Согласно легенде, Нарада, ученик Кришны, попросил его показать

ему майю. Вскоре он был послан учителем, находящимся в пустынном месте,

за водой. Придя в близлежащую деревню, он встретил красивую девушку, забыл

об учителе, влюбился, женился, создал семью, потерял ее во время наводнения...

И очутился у ног учителя, спрашивающего, где же вода, которую он ждет уже

полчаса. 'И это - майя!'-  вот рефрен, который сопровождает подобного

рода иллюстрации в лекциях Вивекананды. Вот это преимущественно экезистенциальное,

а не абстрактно-логическое осмысление ведантистских понятий вообще чрезвычайно

характерно для него.


Когда же Вивекананда все-таки обращается к теоретическому истолкованию

майи, то он трактует ее весьма неоднозначно. В одном из своих интервью

(1897) он анализирует четыре возможные трактовки майи: (1) 'неистинность'

конкретных вещей ('оформленного и наименованного') ввиду их непостоянства

и изменчивости по сравнению с вечно сущим; (2) 'неистинность' космоса по

сравнению с тем же вечно сущим ввиду его периодического созидания и разрушения;

(3) 'обманчивость' мира, в котором подлинно сущее предстает в форме иного

(подобно тому как раковина кажется серебром, а веревка - змеей); (4) полная

иллюзорность мира, который подобен 'сыну бесплодной женщины' или 'рогам

зайца'. В другом месте к этим традиционным сравнениям Вивекананда добавляет

и такое (вполне в духе Льюиса Кэрролла), как 'головная боль без головы'.


Четвертый вариант трактовки майи Вивекананда категорически отрицает,

считая его результатом нечеткости мышления. Третий вариант Вивекананда

оценивает как адекватное выражение взглядов Шанкары и в общем относится

к нему положительно.


Любопытно, однако, что и первый, и второй варианты он считает вполне

адвайтистскими. Как подчеркивают индийские исследователи неоведанты, и,

в частности, такой видный историк философии, как С. Чаттерджи, сам Вивекананда

в своих работах нередко придерживается трактовки майи именно в смысле признания

непостоянства и изменчивости (а не нереальности) мира.


Интересно отметить в этой связи, что вместо традиционного адвайтистского

понимания майи как того, что ни реально, ни нереально ('невыразимо'), у

Вивекананды в более поздний период его творчества все чаще встречается

определение майи как сочетания реального и нереального, бытия и небытия

(ср. платоновский 'мир вещей').


Но дело не только в этой 'расширительной' трактовке майи. Третье - и

самое важное - обстоятельство, которое