Н. Харузинъ

Къ вопросу объ ассимиляцiонной способности русскаг

воспринимаетъ многое изъ него въ разрядъ своихъ cуеврiй. Mы не будемъ останавливаться на причинахъ, порождающихъ подобное

отношенiе православнаго-русскаго къ язычеству, и ограничимся лишь указанiемъ на многократно отмеченный изслдователями фактъ, что въ Сибири, там, гд русскiе живут около шаманистовъ, они вполн раздляют веру последних въ силу и влiянiе шамановъ. Вообще религiя, какъ препятствiе къ сближению племенъ, получаетъ значенiе лишь тогда, когда она является строго организованной, какъ напр, магометанство или буддизмъ. Впрочемъ среди племенъ, принадлежащихъ къ магометанству или буддизму, религiя не оказываетъ препятствiя къ сближенiю ихъ съ русскими, если она усвоена племенемъ только наружно.

Не меньшее влiянiе на интенсивность взаимодйствiя двухъ племенъ оказываютъ сходство или различiе въ быт. Живя рядомъ съ земледльческимъ племенемъ или народомъ, ведущимъ торговлю-занятiя, которыя являются характерными для русскихъ поселенцевъ-представитель русской народности легче влiяетъ или испытываетъ влiянiе, чмъ въ случаяхъ, когда русскиiй колонизаторъ иметъ своими ближайшими соседями кочевниковъ. Бытъ кочевника настолько рзко опредленъ, стоитъ въ такомъ противорчiи съ бытомъ земледельца, что кочевнику, при его обыкновенно крайне ограниченныхъ потребностяхъ, нечего заимствовать отъ своего сосда земледльца. То, что составляетъ культурное богатство послдняго, обыкновенно совершенно не подходить къ условiямъ кочевой жизни: домъ земледльца представляетъ безъ сомннiя значительный шагъ впередъ передъ юртой кочевника, но онъ не поддается переноск съ такой легкостью, какъ юрта; орудiя земледлiя кочевнику не нужны, способы перевозки тяжестей, способы передвиженiя не подходятъ къ условiямъ часто и быстро мняющаго свое мсто пребыванiе степняка. Даже глиняная посуда земледельца, обнаруживающая значительный культурный прогрессъ, менe пригодна находящемуся въ постоянномъ движенiи кочевнику, чмъ его первобытный кожаный котелъ, который не подвергается риску разбиться. Остаются предметы роскоши, но у земледельца ихъ, обыкновенно, бываетъ не много, кром того и понятiя о роскоши у обоихъ различны: кочевникъ, кром роскоши въ одежд, въ особенности заботится о роскоши въ оружiи и конскаго убора, на что земледельцу, въ силу условiй своей жизни, мало приходится обращать вниманiя. При такихъ условiяхъ трудно ожидать значительнаго взаимодй-

ствiя между обоими сосдями. Другое дло, когда кочевникъ переходитъ къ оседлости (относительной или абсолютной), или когда степной русскiй поселенецъ не является земледльцемъ, т. е. по крайней мр, тогда, когда земледлiе не является основой его сущеcтвованiя, когда бытъ его иметъ некоторыя сходныя черты съ бытомъ сосдей-кочевниковъ: путь къ взаимодйствiю тогда открытъ: вотъ почему среди казаковъ, поселившихся на Дону и на Яик, основой жизни которыхъ долгое время былъ военный бытъ, сохранилось много преданiй о воспринятiи въ число казаковъ сосднихъ инородцевъ-кочевниковъ. Въ казачье войско западной Сибири вошло много чуждыхъ элементовъ въ лиц многочисленныхъ крещеныхъ, плнниковъ, съ теченiемъ времени вполне слившихся съ казаками. Въ этихъ и подобныхъ имъ фактахъ можно видть стремленiе русскихъ ассимилировать себ инородцевъ, но есть факты и противоположные: русскiе военные колонисты въ Тянь-Шан во многихъ мстахъ, по словамъ Сверцова, заимствовали отъ туземцевъ одежду, нравы и обычаи и даже живутъ, какъ и послднiе, въ войлочныхъ кибиткахъ 1). Приалтайское русское казачье населенiе въ нкоторыхъ мстностяхъ подвергалось влiянiю киргизовъ, ведетъ скотоводческiй полукочевой образъ жизни и говоритъ по-киргизски.

Тамъ, гд кочевникъ переходитъ къ оседлости, онъ, обыкновенно, поддается влiянiю земледльческихъ соседей. Кром киргизовъ, объ обруснiи которыхъ при этомъ условiи мы говорили, мы можемъ наблюдать это же явленiе и на башкирахъ, когда они окончательно становятся осдлыми: они подражаютъ въ постройк дома, въ обстановк его, въ способахъ обработки земли и въ изготовленiи сельскохозяйственныхъ орудiй татарскимъ или русскимъ земледльцамъ.

Приведенныя нами обстоятельства, влiяющiя на интенсивность взаимодйствiя русскихъ и инородцевъ, заставляютъ насъ еще боле сомневаться въ существовании 'ассимиляцiонной способности' у русскаго народа; съ другой стороны, такъ какъ некоторыя изъ указанныхъ нами условiй приводятъ подчасъ къ противоположнымъ результатамъ (браки на инородкахъ, совместная жизнь въ степи), должно предположить существованiе еще основного фак-