Семир

Юг Индии

с собой почти не осталось,— и заодно спросила женскую комнату. Она была просторной: там стояли лавки и стол, кроме туалета и умывальника была ширма для переодевания — и я тут же, полураздевшись, стала вдевать веревку в шаровары (к сожалению, резинками в Индии пользоваться не принято, и с непривычки сложно все время развязывать веревку. Моя предусмотрительная спутница брала с собой в Индию резинку).

А в раздевалке, кроме меня, находились женщины, уже в возрасте — возможно, преподавательницы. 'Вы — индийская гейша?'— спросили они меня. 'Нет: я русский турист,— ответила я, смиряясь с комичностью ситуации.— Я странно выгляжу, да?' 'Да, немного,'— сказала одна из женщин. 'В своем городе я кончила университет,— пришлось пояснить мне.— Вот, увидев ваш, зашла переодеться. Лучше я буду выглядеть как индианка, чем как гейша, не так ли?'— и женщины со мной охотно согласились.

Когда же, одев черные очки, я вышла на улицу в пенджаби, то почувствовала полный физический и психологический комфорт — не ощущая ни жары, ни давления улицы: я совсем не обращала на себя внимания, слившись с местным пейзажем. Только обращение ко мне стало не 'мадам', а 'мисс'. Я ощущала себя одной из индийских студенток, которые шли по своим делам. Я и до этого не замечала посторонних взглядов десятков людей, идущих мимо, но, видно, они все-таки были — раз без них мне стало так хорошо. Мне кажется, иностранца (идущего по улице не в индийском балахоне, а скажем, в шортах) может утомлять не сколько жара, сколько это незаметное, но постоянное повышенное внимание к нему.

Пока был день, я шла на поиск других храмов. Один был рядом с главным, недалеко от станции: на воротах и крыше этого маленького, но заметного храма — раскрашенная скульптура слоненка-Ганеши. И темные скульптуры среди столпов храма: богини знаний Сарасвати с музыкальным инструментом виной в руке и других богинь несколько выше человеческого роста — вокруг золотой главной колонны, которая заменяет традиционное дерево Шивы, при входе в алтарь Ганеши. Этих богов может объединять тема знания и мудрости. На втором пределе алеет знак Ом: посвященный Шиве, отцу Ганеши.

Чтобы найти другой храм: обезьяньего бога Ханумана, я шла долго — после индийских нешироких улиц выйдя к современной круговой автомобильной развязке и сперва не могла его найти. Низенький, он терялся рядом с новым высотным комплексом не то культурного, не то политического предназначения: похожим на наши дворцы спорта — с каким-то лозунгом, суть которого я тут же забыла. Вокруг было все перерыто: наверно, снесли ряд домов и деревьев. Только храм Ханумана уцелел: с обычным священным деревом посередине, раскрашенными скульптурами обезьяньего мудреца с мечом и палицей, Ганеши и других богов на крыше, с колокольчиком при входе и алтарем, который днем был закрыт.

Этот контраст старой церкви и нового здания меня не порадовал: как символ того, что с западного побережья на древнюю культуру Индии вовсю наступает мировая цивилизация. Мы склонны видеть в ней что-то привычное и своё — отчего иностранцы и предпочитают для отдыха Бомбей или Гоа: единственное место, где наряду с индийскими праздниками широко отмечается Рождество. Но в другой стране легче воспринимается чужеродность человеку неоправданно больших построек.

По дороге я видела и христианскую, точнее католически-иудейскую, церковь с изображением Девы Марии, треугольные небольшие купола которой были несколько прогнуты в виде пагоды. На разных языках: еврейском, хинди, латинском и греческом — на ней было написано слово 'мир' — 'pax'. Юг Индии — бывшая французская территория, и католичество оставило здесь свой след. Но также в этой церкви чувствовалось единение религий, которое является одной из самых интересных духовных черт Индии.

Потом я вернулась в Ковалам за паспортом и за Ясей, которой мне очень хотелось, кроме океана, показать индийский храм. Она с радостью надела пенжаби. Но я сделала ошибку, не сменив пенджаби на сари: я была ещё морально не готова завернуться в шестиметровый кусок шелка и ехать в нем в индийском автобусе.