Семир

Юг Индии

на прощанье хотел подарить ей изображение Будды, сантиметров десять, но тяжелое — каменное, и я его не взяла — Яся поняла меня, как ни понравилась ей игрушка. И когда мы в темпе шли на автобус до железнодорожной станции, моя дочка очень осмысленно спросила: 'Почему у нас в Индии столько друзей?' — 'Потому что мы и сами проявляем дружелюбие,'— ответила я, переводя её слова индусам, проводившим нас до автобуса.

ОТДЫХ НА СЕВЕРЕ

Автобус опять ехал час, не довезя меня метров триста до станции 'Олд Дели', которая отличается от 'Нью Дели' в худшую сторону своим провинциальным видом. По дороге торговцы успевали зайти в автобус и продать там свои сладости и орешки, а кондуктор — выйти и что-то купить: правда, все это в очень быстром, непривычном для нашего человека, темпе. В поезд мы пришли за 15 минут, и мне пришлось уже сгонять с моей третьей полки расположившуюся там старушку. Женщина на полке напротив была с мальчиком чуть постарше Яси, который тут же спросил мою дочку, как её зовут. Мы с женщиной друг другу только улыбнулись, потому что по-английски она явно не говорила. Вообще же вид у людей, направляющихся из Дели в горы, был далеко не интеллигентный, и в большинстве они были замотаны в какую-то непрезентабельную одежду, поскольку было холодно.

В пол-шестого поезд приехал в Харидвар, до которого я сперва взяла билет; но когда стала выяснять, как лучше добраться до Райвалы, где располагался ашрам 'Ауровеллей', рикша, сперва предложивший отвезти меня туда за 150 рупий, потом сказал, что лучше это сделать опять же на поезде. И я вернулась к тому составу, на котором приехала. Мой вагон, как и прочие вагоны, ехавшие до Харидвара, уже отцепили, и они уехали; но облегченная часть состава 'Mussoouree-express': направлявшаяся в горный городок Муссури, который я посетила в прошлую поездку по Индии,— терпеливо ждала на станции, пока я в неё сяду. Я не стала рисковать и разыскивать кассу: ехать было 12 километров — полчаса, и билет обошелся бы мне в чашку чая, как я потом выяснила. Я зашла в первый попавшийся вагон и нашла пустующую полку, чтобы уложить Ясю. Контролера в это время не было.

Поезд не шел из Харидвара вдоль Ганги, в соседний Ришикеш: видно, уже давал о себе знать перепад высот. После Райвалы он сворачивал в Дахрадун, где я в прошлый раз тоже была. Если бы не накопившаяся усталось, я непременно заехала бы в эти, столь удобно досягаемые на поезде города: Дахрадун и Муссури — которые несомненно имеют свое горное своеобразие. Но у меня есть плохая привычка после выздоровления ребёнка заболевать самой, и чувствуя периодически поднимавшуюся температуру, я ехала прямо в ашрам — отдохнуть. Это был естественный конец путешествия, хотя тоже не лишенный впечатлений. И может, неслучайно я начала писать этот рассказ на следующий день после Дня рождения Матери Мирры, когда ашрам 'Ауровэллей' отметил открытие нового храма.

На полустанке Райвала я вышла практически одна среди множества пустынных путей, на всякий случай обнесенных со всех сторон колючей проволокой. Какой-то военный помог нам с Ясей преодолеть это заграждение, и я заглянула в стоявшую рядом будку военной части узнать, в какую сторону тут Ганга и наш ашрам. Начальник ответил, что тут три ашрама, но он знает наш — и отвез бы нас, если бы не был занят. Он попросил подождать, а потом направил другого военного подбросить нас на мотоцикле.

С индийской бешеной скоростью, продувая одежду насквозь, мотоцикл пару километров летел вниз по волнистой индийской дороге. Тем не менее он плавно вписался во все повороты и не пропустил тот, где стоял указатель на ашрам. Здесь мы с ним распрощались, и в утреннем тумане, под пение птиц, после шумных городов радуясь деревенскому пейзажу, ещё с километр шли к воротам, которые я сразу узнала. 'Свами и Мария здесь?'— спросила я индийского мальчика, который помог мне их открыть. 'Мадам,'— позвал тот. Для Марии, помощницы Свами Брахмдэва — организатора ашрама, это был сюрприз: 'Сима, ты? Я глазам не верю! Свами Ди! Смотрите, кто приехал!'

Моему взгляду предстала радующая глаз картинка: руководитель ашрама в своем неизменном белом балахоне, но правда, ещё в таком же свитере и шапочке, вместе с другими индусами убирал в саду опавшие листья. Это был конец зимы, и на многих деревьях и кустах листьев ещё не было, на других они только начинали распускаться. Но в целом индийский пейзаж всю зиму остается зеленым, потому что пальмы и кактусы, и часть других растений не меняют свой внешний вид.