Семир

Юг Индии

с четками и чашками для подаяния. Сфотографировав двоих наиболее живописных, я положила в их чашки мелочь. Проблем со входом не возникло: потому ли, что я была в сари, а мое семейство в пенджаби, потому ли, что храм Каньякумари — небольшой, или потому, что иностранцев, кроме нас, я тут вовсе не видела (в отличие от центра Тривандрума). В пенджаби здесь женщины ходили: может, потому, что многие были с дороги, поскольку Каньякумари для индусов — место паломничества.

На входе продавали бутылочки с кокосовым маслом, которые выливались на одну из внешних статуй каменных богини Каньякумари, отчего масло было кое-где разлито и на полу; в целом же там было чисто ходить босиком, как и в других индийских храмах. Мимо этой статуи верующие проходят к центральному алтарю через вход, ориентированный на восток, где стоят большие весы, чаши которых — непременный атрибут священных храмов. И горит огонь, над которым индусы проводят ладонью. А священник у алтаря более или менее утопающей в цветах божественной Девы кидает проходящим щепотку красной краски в правую руку. Затем вереница людей проходит к другим алтарям, Ганеши и Парвати, и описав естественный круг, по часовой стрелке возвращается ко входу-выходу.

Можно заметить, индусы-мужчины, при входе в этот самый южный храм Индии, снимают рубашку, как христиане — шапку, и если на них почему-либо одета не юбочка из перекрученной ткани, а современные брюки, повязывают сверху них лоскут материи. Индусы при этом выглядят очень прилично: на них можно любоваться. А представьте в таком виде в общественном месте современного европейца! Лучше не представлять. Сколь бы он ни был телесно красив и как бы сам не отнесся к предложению полуобнаженным войти в храм девы-богини. Я бы сказала, у индусов более здоровое соотношение тела и души, которая естественно исполняет роль одежды для тела. От своего климата или смуглой кожи, но они никак не выглядят обнаженными. Среди европейцев порой выглядят раздетыми даже вполне одетые и привычные к наготе театральные актеры, подчеркивающие свой гардероб, как и свои эмоции. Индусы же — удивительно скромные люди, которые никогда не выставляют напоказ дефекты своей души, даже когда молятся. Поэтому всегда было приятно находиться среди верующих.

Я решила посетить храм Каньякумари ещё раз утром, когда он открывается. В пять утра в этом храме у меня возникло полное ощущение православного монастыря: может быть, из-за серьезности намерений приходивших, или из-за глубинного сходства индийской и русской психики, о чем я уже упоминала и скажу ещё не раз. Утром, пока верующих было немного, возникало наше ощущение возвышенности и торжественности, которого обычно в индийских храмах нет, но которое всегда присуще рассвету. До рассвета в храм уже вовсю шли женщины с живыми цветами в волосах, и торговцы предлагали мне тоже украсить себя естественными духами белой пахучей гирлянды.

Из храма дорога ведет на набережную, где индусы скапливаются в ожидании восхода солнца, а продавцы расстилают сари и всем подряд предлагают открытки. Встреча солнца в Каньякумари становится чем-то вроде продолжения ритуала. Хотя в описываемое утро было пасмурно, и солнце вставало из-за туч, это не смущало приехавших индусов, которые, глядя на море, терпеливо ждали рассвета, подобно Шиве и его невесте. Как будто их более заботил сам этот факт, чем вид светила, подымающегося из океана. В дни полнолуния с этой точки можно одновременно видеть восход солнца и закат Луны, или заход солнца и восход Луны (но мы были в момент новолуния, когда Луны не видно).