язык в широко распространенном понимании является символическим. Практически во всех языках существуют правила грамматики и семантики, благодаря которым можно точно выражать свои мысли. Но эти же правила, структуры языка и правописания определяют опыт самих носителей языка.
Самым простым примером может служить гавайское слово mana. Его часто переводят как 'сила', 'сила духа' или 'энергия', но адекватного перевода дать нельзя, потому что в других культурах нет концепции, в которой можно было бы употреблять это слово в истинном его значении. С другой стороны, английское 'секс' как концепция не имеет никаких аналогов в гавайской культуре. Для гавайца, не владеющего английским, термин 'сексуальная революция' может вызвать единственную ассоциацию, связанную со сменой позы в половом акте. В языке большинства древних народов отсутствовали точные определения цветов, и, соответственно, диапазон цветовосприятия древних был значительно уже. Например, древние гавайцы не различали темно-зеленый, темно-синий и черный цвета. Современный компьютер выдает на монитор 250 000 отдельных цветов, и каждый из них имеет обозначение. Но древние не смогли бы их различить, ведь в их языке отсутствуют необходимые определения.
Грамматика и лексика английского языка исключительно гибки, поэтому он распространен практически по всему миру. Даже в своем 'птичьем' варианте, как называют английский язык, на котором говорят в бывших колониях, впитавшем слова из местных языков и диалектов, он достаточно выразителен и понимаем.
Если быть честным, распространению английского в неменьшей степени способствует также негибкость мышления его носителей. Я не раз слышал шутку европейцев, что человек, говорящий на двух языках, называется двуязычным, а говорящий на одном - американцем. Американский вариант не менее гибок, чем сам английский. Но владение лишь одним языком существенно ограничивает возможности познания. Так, я в свое время прочел Александра Дюма на английском и мне очень понравилось. А когда я спустя некоторое время читал его в оригинале, я хохотал до слез. Дело не в том, что перевод был плох, на французском текст воспринимался иначе.
Всем сказанным я хотел подчеркнуть, что нормы языка определяют не только нашу речь, они определяют наш опыт. Овладение иностранным языком делает жизнь богаче, потому что вы получаете еще одно средство ее восприятия и выражения вашего опыта.
К счастью, есть еще два языка, которыми помимо родного владеет большинство из нас. По своим выразительным возможностям они в отдельных сферах превосходят родной язык. Это язык музыки и язык математики. Иногда на занятиях я прошу одного из учеников, знакомого с музыкальной культурой, описать нам словами Пятую симфонию Бетховена. Его молчание говорит само за себя.
Математический язык прекрасно описывает то, пред чем бессилен наш родной язык. Особенно выразительны его диалекты: алгебра, геометрия и другие. Даже примитивный диалект арифметики способен многое рассказать тому, кто им владеет. Тот, кто умеет читать на языке финансовых отчетов, узнает из них о компании больше, чем из тысячи устных докладов. С другой стороны, математика бессильна в описании чувств.
Другими языками, помимо математики и музыки, можно считать живопись, скульптуру, пантомиму и танец. Начните воспринимать их как языки, как символы, посредством которых вы можете выражать себя и применять их в целительстве, и ваши возможности как шамана и целителя невообразимо возрастут.
Символы воображения
Наполеон Хилл в своей нашумевшей книге 'Думай и богатей' приводит массу полезных идей и техник, способствующих достижению успеха. Одна из них, на мой взгляд весьма шаманистская по своей сути, называется 'Невидимые Советники'.
На протяжении многих лет Хилл встречался во сне со многими выдающимися людьми, чьи черты характера он бы хотел перенять. Он вызывал в воображении образы этих людей и просил их помочь выработать понравившиеся ему черты их характеров. Спустя несколько месяцев он обнаружил, что образы стали отчетливыми и даже обрели индивидуальные черты, стали жить собственной жизнью и вести друг с другом захватывающие диалоги. Теперь они не были марионетками, поселившимися в его сознании и полностью ему подконтрольными.
Нет, теперь они были живыми символами творческого самовыражения. Общение с ними вызвало у Хилла такие переживания, что он был вынужден на несколько месяцев прервать свои занятия, пока не выработал у себя уверенность в том, что Советники созданы исключительно силой его воображения. Лишь после этого он возобновил