Шарль Фоссе

Ассирийская магия

или табличек библиотеки Ашшурбанипа-ла, и есть все основания полагать, что к нему обращались и за тем, чтобы обеспечить усопшим безмятежное владение их последним пристанищем. Пока мы располагаем только двумя погребальными надписями50, и одна из них сохранилась не полностью. Обе определенно содержали благословение в адрес того, кто уважает захоронение; весьма возможно, что более полные или лучше сохранившиеся тексты предоставят нам и антитезу этому благословению — проклятие — тому, кто осквернит могилу. Таким образом, мы имеем прототип проклятий саркофага Эшмоназара и набатей-ских погребений, а может быть, и условий, предусматривающих наказание за невыполнение, которые в Малой Азии включались в эпитафии. Уже в период правления Аретаса IV (IX в. до н. э.) в Набатее перестали довольствоваться обещанием тому, кто продаст или купит место захоронения, заложит или подарит его, извлечет труп или кости или похоронит там кого-либо против воли основателя, гнева Дусареса, Мануту и Кайши; сверх того, он был обязан выплатить штраф размером в тысячу сиклей51. Позже, во втором или третьем веке52 и. э., остался лишь штраф.

Мы не настаиваем на проклятиях, обращенных Ашшурбанипалом против тех, кто похитит таблички из его библиотеки и напишет на них свое имя: они очень краткие, и в наших текстах можно найти несколько подобных примеров53. Те же, которые написаны на цилиндрах и призмах, которые ассирийские цари расставляли по четырем углам своих построек, храмов или дворцов, более подробны. Так, например, Тукультиапа-лешарра (Тиглатпаласар I)54, поведав о своих военных походах и трудах с целью реставрации и украшения храмов и о том, как он сам нашел, помазал елеем и поставил на место надписи своего предка, Шамши-Адада, заканчивает, говоря:

«В грядущие времена, когда-нибудь, когда храм Airy и Адада, великих богов, моих господ, и этот зиккурат обветшают и превратятся в руины, будущий владыка, пусть он починит их развалины, помажет маслом мои надписи и мои темену (бочонки), совершит жертвоприношение, поставит их на их место и напишет свое имя рядом с моим! Пусть Ану и Адад, великие боги, щедро одарят его радостями и победами, как меня! Тот же, кто разобьет или испортит мои надписи и мои те-мену, бросит их в воду, сожжет их в огне, покроет их землей, выбросит их на свалку в место, где их нельзя будет увидеть, сотрет написанное в них имя, чтобы написать свое, измыслит и сотворит какое-либо злое дело с моими надписями, пусть Any и Адад, великие боги, мои господа, гневно воззрят па него и проклянут его гибельным проклятием, пусть они разгромят его царство, вырвут основания его царского трона, уничтожат принадлежащее ему потомство, сокрушат его оружие, обратят его армии в бегство и сделают его пленником его врага. Пусть Адад поразит его своей смертоносной молнией, пусть он обрушит на его страну нищету, голод, бедствие и смерть; пусть он не даст ему прожить ни дня, но уничтожит его имя и его потомство в этой стране».

Глава XI

БОГИ В МАГИИ

До сих пор мы, насколько это было для нас возможно, изучали чистую магию, не занимаясь теми чертами, которые она могли позаимствовать из религии. Мы видели, что если не считать проклятий, в которых магия призывает гнев богов на определенных людей, обычно она обходится своими средствами, символическими манипуляциями над природными силами или духами, которые их персонифицируют. Именно эта магия без богов, которую можно было бы назвать атеистической, не потому что она отвергала существование богов, но потому что она их игнорировала, и была первоначальной формой магии; она предшествовала вере в могущественные силы, которые можно склонить к себе посредством молитв или приношений, которая характеризует собственно религии. В тот день, когда человек поднялся до представления о богах, магия не исчезла, но изменилась и приспособилась к новым верованиям. Боги, понимаемые как люди, наделенные большей силой и мудростью, естественно, должны были рассматриваться как обладатели более точных формул и более действенных ритуалов, чем те, которыми мог пользоваться человек, и даже как изобретатели всей магии. Человек, продолжая верить в силу древних заклинаний, не мог пренебречь помощью магии, несравненно более могущественной, чем его собственная. Впрочем, заклинание еще оставалось единственным средством воздействия на богов, так же как на стихии или демонов. Человек призывал или, точнее, запрашивал помощь богов; он еще не предполагал, что они могут отказать в ней.