Кандыба Виктор Михайлович

Тайны колдовской силы

но люди не сидели бы в нем в этот момент. Колдовство объясняет совпадение этих двух событий.

Я вовсе не хочу сказать о том, что азанде не способны проанализи ровать свои учения так, как я это сделал за них. Фактически я никогда не получал объяснительный текст о колдовстве, хотя имел возможность получать в виде текстов ясные утверждения относительно множества других вещей. Нельзя сказать азанде: 'А теперь расскажи мне, что вы, азанде, думаете о колдовстве', поскольку предмет разговора оказывает ся слишком общим и неопределенным, слишком расплывчатым и необъятным, чтобы его можно было точно описать. Однако принципы их мышления можно извлечь из рассмотрения множества ситуаций, в которых колдовство привлекается для объяснения событий, и других ситуаций, в которых неудача объясняется посредством иных причин. Их философия открыта, однако она не сформулирована в виде целост ного учения. Представитель племени азанде не скажет: 'Я верю в естест венную причинность, но я не считаю, что она может полностью объяс нить совпадения, и мне представляется, что теория колдовства как раз и дает им удовлетворительное объяснение'. Он выразит свою мысль, об ращаясь к реальным, конкретным ситуациям. Он говорит: 'Буйвол на падает', 'Дерево падает', 'Термиты не отправились в свой сезонный полет, когда должны были сделать это' и т. д. При этом он констатиру ет эмпирически устанавливаемые факты. Но он говорит также: 'Буйвол напал и поранил тогото и тогото', 'Дерево упало на тогото и убило его', 'Мои термиты не вылетели в таком числе, чтобы их стоило соби рать, однако другие люди собрали своих термитов' и т. д. Он скажет вам, что все это обусловлено колдовством, приговаривая каждый раз: 'То, то и то были заколдованы'. Факты сами себя не объясняют или делают это только частично. Полностью их можно объяснить только в том случае, если принять во внимание колдовство.

Полный круг идей азанде относительно причинности можно по лучить лишь в том случае, если разрешишь ему самому заполнить про белы, иначе он запутается в лингвистических соглашениях. Он скажет вам: 'Такойто человек был заколдован и убил сам себя' или даже про ще: 'Такойто человек был убит колдовством'. Но он говорит вам о конечной причине смерти человека, а не о вторичных причинах. Вы можете спросить его: 'Как он убил себя?', и он расскажет вам, что са моубийца повесился на ветке дерева. Можно также спросить: 'Почему он убил себя?', и он вам расскажет, что это произошло потому, что че ловек поссорился со своими братьями. Причиной его смерти было то, что он повесился, а причиной последнего была его ссора с братьями. Если вы затем спросите у азанде, почему он говорит, что человек был заколдован, если он совершил самоубийство в результате ссоры с брать ями, то он ответит вам, что только безумцы кончают жизнь самоубий ством и что если каждый, кто поссорился со своими братьями, будет кончать жизнь самоубийством, то в мире скоро вообще не останется людей. Если бы этот человек не был заколдован, он не сделал бы того, что произошло. Если вы продолжаете упорствовать и спрашиваете, по чему колдовство заставило человека убить себя, представитель азанде ответит, что, повидимому, ктото его ненавидел, а если вы спросите, почему же ктото его ненавидел, ваш собеседник скажет, что такова уж, видно, природа человека.

Хотя азанде не могут сформулировать теорию причинности в при емлемых для нас терминах, они описывают события в таких выражени ях, которые содержат объяснение. Они осознают, что конкретные об стоятельства появления событий в их отношении к человеку, их пагуб ность для конкретной личности образуют свидетельство колдовства. Колдовство объясняет, почему события пагубны для человека, а не как они произошли. Как произошли события, азанде воспринимают точно так же, как мы. Человек из племени азанде видит, что слон ранил чело века, а не колдун. Он видит, что термиты подточили подпорки амбара, а не колдун его толкнул. Он видит не психическое пламя, зажигающее крышу, а обычный горящий пучок соломы. Восприятие им того, как происходят события, является столь же ясным, как наше собственное.