кто при жизни создал небеса в себе самом.
Мы можем осознавать существование чего-либо, только если между нами и им существуют некие отношения. Человек, который за всю свою жизнь не создал ничего, что могло бы войти в соприкосновение с его бессмертным 'Я', не найдет после смерти ничего бессмертного, с чем он мог бы соприкоснуться. Если всё его внимание концентрируется на физических потребностях, сфера его сознания при жизни будет ограничена этими потребностями. Когда он покинет свою материальную обитель, этих потребностей у него уже не будет, и он перестанет их сознавать. Поскольку в душе его нет ничего, что могло бы войти в соприкосновение с духом, эта душа не потеряет того, чем не владела, и не обретет того, чего не желала, а останется чистой, с единственным сознанием 'я есмь', которое она не может утратить, пока длится её существование. Если мы отдаем профессору или священнику право мыслить за нас и быть блюстителем наших духовных устремлений, мы перестаем быть творцами собственных мыслей и устремлений. Удовлетворяясь чужими мнениями, мы не вырабатываем своих твердых мнений и убеждений. Искусственное сознание, созданное иллюзорными отражениями чужих мыслей в зеркале индивидуального разума, не способно проникнуть никуда, а голые мнения без внутренней убежденности не отложатся глубоко в душе. Такие умы, вскормленные иллюзиями, останутся бесплотными, когда все иллюзии рассеются.
Каждая причина порождает следствие. Иллюзии, сотворенные разумом, имеют силу и не умрут, пока эта сила не истощится. Они продолжат действовать и на субъективном уровне, порождая другие иллюзии по закону согласия, который управляет сообществом идей. Все иллюзии найдут свой конец в той области, к которой они принадлежат. Эгоистические желания исчезнут в сфере 'я'; стремления и мысли, выходящие за эти рамки, принесут своему обладателю награду, если они добрые, и наказание, если они дурные, соответственно в областях Добра или Зла, дэвачане или авичи. Но после того, как все силы, вызванные к жизни за время земного существования, иссякнут, не останется ничего, кроме вечного сознания 'я есмь', и внутренней устремленности к добру или злу, с которыми новому существу предстоит явиться в мир. Смерть, как и жизнь, есть постоянная транформация и смена условий нашего существования. Наши влечения изменяются вместе с ними. До рождения мы неразрывно связаны с материнским лоном, но, родившись, мы уже не нуждаемся ни в плаценте, ни в оболочках, питавших нас и оберегавших нашу жизнь, пока мы находились в утробе. В младенчестве нас более всего интересовала материнская грудь, но мы забыли её, когда она стала нам не нужна. От того, что полностью занимает наше сознание в юности, мы отрекаемся, став старше, а сбросив физическое тело, мы отбрасываем вместе с ним все влечения к тому, что было притягательно или жизненно необходимо для этого тела.
Но если душа опять приблизится к материальному плану и с помощью медиума снова войдет в соприкосновение с ним, прежнее сознание и желания, уже уснувшие, пробудятся, и физическая чувствительность вернется. Если медиум перестает на нее воздействовать, она опять впадает в оцепенение и бессознательное состояние, в то время как истинный дух радуется своей свободе и его не волнует, что происходит с низшими принципами, которые когда-то ему принадлежали.
То, что совершенно, не знает смерти, но несовершенное должно рано или поздно погибнуть. Так называемая смерть — это просто процесс уничтожения бесполезного. В этом смысле мы умираем постоянно, каждый день, и даже желаем этого, ибо любой разумный человек хочет избавиться от своих несовершенств, их последствий и страданий, которые они причиняют. Никто не боится потерять то, что ему нежеланно, и если кто-то цепляется за нечто бесполезное, то лишь потому, что не сознаёт и не знает полезного. В таком случае он уже мертв для добра, и ему надо ожить и научиться сознавать, что полезно, умерев для бесполезного. Это и зовется мистической смертью, благодаря которой достигается просветление: она подразумевает бессознательность в отношении никчемных земных желаний и страстей и утверждает сознание бессмертного и истинного. Люди порой боятся смерти, но лишь потому, что ошибочно принимают низшее за высшее и предпочитают материальные иллюзии духовным истинам. Совершенное не знает смерти, и тот, кто несовершенен, должен отбросить свои несовершенства, чтобы совершенное в нем могло сознавать и жить. Мудрые призывают к подобной мистической смерти как к лучшему средству против смерти реальной.
Гермес Трисмегист