ней в храмах и пещерах, её проповедовал Гаутама, она — основа Элевсинских и вакхических мистерий греков, она — изначальная суть учения Христа. Это религия человечества, что стоит превыше конфессий и формальностей. Ныне, как было и в древности, истины эти не поняты и искажены теми, кто претендует на духовное учительство. Фарисеи и саддукеи Нового Завета — прообразы современных церковников и ученых. И теперь, как в те времена, предрассудки и себялюбие распинают истину, погребая её в склепе невежества, откуда она восстает вновь и вновь. Сейчас, как и тогда, дух покидает форму, гонимый теми, кто, служа форме, ненавидит его. Мудрость вовеки останется тайным знанием для идолопоклонников, почитателей внешнего, даже если кричать о ней с крыш и проповедовать на базарах. Торговец, занятый своими фунтами и пенсами, не заметит чудеснейших пейзажей, интеллектуал станет просить о знамении и не увидит, что знаки божественного присутствия окружают его. Воскресение Спасителя — это пробуждение добра в человеческой душе; свет его озарит жизнь последующих поколений.
Никто, вероятно, не станет отрицать волшебную силу добра; но если мы допускаем существование благой белой магии, то должны принять как данность и злую, черную магию. Развивший (или осознавший) в себе сверхличностную силу может воспользоваться ею как для добрых, так и для злых дел, однако если применять её для достижения собственных целей, маг утрачивает могущество, так как тогда на первый план выходит 'я', которое силой не обладает. Каждый день мы читаем о наделенных немалым интеллектом людях, устремивших все свои помыслы ко злу. Мы видим, как одни люди заставляют других служить своим целям, играя на их тщеславии, жадности, эгоизме и амбициях, как ради удовлетворения собственных желаний люди совершают убийства и разжигают войны. Но всё это, по сути, только борьба за существование. Причина подобных действий — не любовь ко злу, а поиски личной выгоды, поэтому нельзя считать их черной магией. Настоящие черные маги — те, кто творит зло ради самого зла, кто вредит другим, не надеясь извлечь из этого пользу для самого себя. Это соблазнители и разносчики сплетен, хулители и клеветники, все, кто сеет раздор в семьях, кто мешает развитию человечества и поощряет невежество, — всех их по праву можно назвать силами Тьмы; а тех, кто совершает добро только ради него самого, мы назовем Детьми Света.
Борьба между Светом и Тьмой стара как мир; свет может проявить себя лишь на фоне тьмы, а зло — лишь на фоне добра. Добро и зло — это свет и тень, составляющие один извечный принцип Жизни, и одно проявляется рядом с другим. Хотя абсолютное Благо и возможно, мы не узнаем его, не сравнив со злом. Также невозможно и абсолютное зло без проблеска добра. Если в душе не останется доброго начала, силы, её составляющие, борясь между собой, разорвут эту душу на части. Спаситель человека — его воля к добру. Эта воля влечет его к тому, что есть Благо, и в конце, когда прекратится деятельность в верховном источнике всех энергий, некогда породившем жизнь, — тогда Силы Тьмы будут обречены на страдание, а Дети Света воссоединятся с извечным началом Блага.
Глава I
ИДЕАЛ
Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему
должны поклоняться в духе и истине.
Иоан. 4:24
Высочайшее желание, которое может лелеять разумный человек, и исконнейшее его право — это быть совершенным. Знать всё, любить всё и быть известным всем и возлюбленным всеми; быть господином всего сущего — вот состояние, которое в какой-то степени ощущается интуитивно; однако интеллект смертного не в силах даже вообразить себе, что такое возможно. Некоторое представление о подобном блаженстве имеет тот, кто был — пусть на краткий миг — счастлив. Тот, кого не тяготят печали и не волнуют собственные желания, тот, кто осознает свою силу и знает, что он свободен, может почувствовать себя властелином миров и царем творения; и в такие моменты он и правда является им — для себя, — хотя кажется, что подданные его даже не подозревают о его существовании.
Но когда человек пробуждается от грез и смотрит на внешний мир через окошки своих пяти чувств, когда он начинает рассуждать об окружающем разумно, видение исчезает; он видит себя сыном Земли, смертным, прикованным множеством цепей к одной из пылинок Вселенной, к шарику материи, зовущемуся планетой и дрейфующему в безграничном пространстве. Он считает теперь, что идеальный мир, который мгновением раньше являлся ему во всём своем великолепии и славе, был лишь беспочвенным порождением мечты, не имеющим никакого отношения