Биро Ф., Риб Ж.-К.

Досье внеземных цивилизаций (Часть 1)

только потому, что у нее

много сторонников. Но производит глубокое впечатление сам факт того,

сколько знаменитых философов не побоялись рискнуть своей репутацией,

утверждая, что неразумно представление о существовании жизни лишь на

нашей планете. Как не привести, хотя бы частично, каталог из книги

замечательного астронома Камиля Фламмариона 'Множество обитаемых

миров', относящийся к одному только XVIII веку? Здесь мы найдем имена

Лейбница, Бернулли, Ньютона, Уистона, Дерема, Сведенборга, Вольтера с

его 'Микромегасом', Бюффона с 'Эпохами природы', Шарля Бонне с

'Аналитическим опытом' и 'Созерцанием природы', Кондильяка с

'Логикой', Ламберта с 'Космологическими письмами', Мармонтеля с

'Инками', Байи с 'Историей древней астрономии', Лафатера с

'Физиогномикой', Бернардена де Сен-Пьера с 'Гармониями природы', Дидро

с 'Это нам неизвестно' и многих других.

Надо еще назвать Гердера, Дюпона де Немура, Балланша, Кузена-Депрео,

Жозефа де Местра и в первую очередь Иммануила Канта, который во

'Всеобщей естественной истории и теории неба' без колебаний писал (все

же с излишним оптимизмом): 'Я придерживаюсь мнения, что не нуждается

даже в доказательстве, что все планеты населены, ибо отрицать это было

бы совершенным абсурдом в глазах всех людей или по крайней мере

большинства. В царстве природы все миры и системы по сравнению с

мирозданием в целом - лишь пылинки. Посреди стольких сфер лишь те

области могут быть пустынны и ненаселены, где не могут обитать

разумные существа, являющиеся целью всей природы'.

В том же духе пишут и поэты: Гёте, Краузе, Шеллинг, Юнг в знаменитых

'Ночах', Гервей, Томсон, Сен-Ламбер, Фонтан...

Далее идут знаменитые астрономы - такие, как Боде, Лаланд, Лаплас или

Уильям Гершель, писавший: 'Нужно очень мало извлечь из изучения

астрономии, чтобы предполагать, что человек - единственный предмет

попечений Создателя и в обширном и поразительном космосе, окружающем

нас, нет обителей, предназначенных для других разумных рас',

Современная история дает нам множество других, не менее славных

имен... Но оставим последнее слово самому Камилю Фламмариону, Он хочет

'подняться до небес, чтобы найти новые земли', и в романтическом

исступлении так завершает свою чудесную небольшую работу, посвященную

этой проблеме:

^ Досье внеземных цивилизаций ^ '

'О, сохраним же тщательно это учение, как драгоценное для души,

посвятим его звездному богу. И когда возвышенная ночь, окружая нас

своим великолепием, зажжет на востоке алмазные гирлянды созвездий,

когда по безбрежному небу поплывет их таинственное сияние, - через

беспредельность миров, посреди звездоносных небес, под серебряным

парусом далеких туманностей, в неизмеримых глубинах бесконечности, до

тех неведомых краев, где сияет вечный свет... - поклонитесь им, братья

мои: это проплывают наши общие братья по разуму!'.

Документ 2

СТРАНСТВИЕ В МИРЕ БОЛЬШИХ ЧИСЕЛ

ОТВЕТ УИЛЬЯМА ГЕРШЕЛЯ

В первой части нашей удивительной истории мы остановились на работе

Ньютона, который понял и объяснил устройство Солнечной системы, но не

смог переступить представление о неподвижности звезд. Вторая часть

начинается с появления его соотечественника Эдмунда Галлея, открывшего

в 1718 году, что звезды не неподвижны. Ему самому удалось вычислить

'собственное движение' двух звезд: Альдебарана и Арктура. Теперь

известно около 40 тысяч звезд с вычисленными траекториями. Рухнула еще

одна догма. Значит, и наше Солнце может быть всего лишь одной из

многих звезд. Значит, и весь беспредельный звездный строй, в который

мы можем все дальше проникать при помощи телескопа, подвижен. Но что

же тогда собственно Вселенная?

На этот вопрос ответил еще один англичанин. До четырнадцати лет он пас

овец, до восемнадцати играл на гобое в оркестре королевской гвардии, а

до тридцати пяти давал уроки музыки и служил органистом в церкви в

Бате. Однажды этому простому и скромному человеку по имени Уильям

Гершель попалась на глаза книга по астрономии. Он ее прочел увлеченно.

За несколько часов пробудившийся интерес превратился в страсть. Как

это часто бывает,

позднее призвание захватило его целиком. Чтобы разбираться в

астрономии, он изучил алгебру и геометрию. Чтобы самому наблюдать

чудеса, о которых прочел, освоил оптику.