Э. Я. Голосовкер

Сказания о Титанах (Часть 1)

    -- Нет, не ты.

      Не с неба -- с земли прозвучал этот голос. Не принял Хирон вину Геракла.

      И тогда, глядя исподлобья на гостя-великана, чуть пригнув, словно для прыжка, плечи, Геракл глухо спросил:

      -- Это он? Ответил Хирон:

      -- Это Крониды.

      Словно окаменелый стоял сын Зевса, Геракл, близ киклопа Телема и Хирона -- он, безумный убийца поневоле лучшего среди всех, кто живет на земле.

      Пришла ночь. Заглянула мглистым взглядом в пещеру и смущенно подалась назад. В пещере был свет, хотя огонь в ней не горел. Грустным солнечным закатным светом освещал ее глаз Телема.

      Не было слов. Только три сердца стучали: только три колокола жизни будили тишину.

      И были удары одного колокола гулки и бурны, словно беспощадный вихрь ударял в набат и, угрюмо грозя, взывал о пощаде.

      И были удары другого колокола печальны, как прощание звезды с небосклоном, но без жалобы миру.

      -- Тебе холодно в моей пещере, Телем,-- сказал Хирон.-- Зажги очаг.

      -- Мне тепло,-- ответил Телем.-- При мне солнечный глаз. Да и жар твоего бессмертного тела сейчас высок. Я слышу кипенье в твоей крови. Она побеждает смертельный яд, непрерывно обновляясь в нескончаемой борьбе с ним. А он, побеждаемый, пожирает ее и тоже, как она, обновляется. В неустанной борьбе с мертвой жизнью будет жить твоя жизнь живая. И так навеки.

      -- Навеки,-- повторил голос Хирона.

      И услышав это 'навеки', как зверь в клетке застонала сила Геракла. В диком порыве возвел он к небу Кронидов напряженные мышцы рук с сжатыми кулаками. Но упали тотчас руки обратно, и сник Геракл: нет там, на небе, у Геракла противника -- не с кем ему там бороться: ведь Геракл, Истребитель титанов,-- сын Зевса-Кронида.

      Сказание о ночной беседе в пещере на Малое кентавра Хирона, киклопа Телема, Геракла, прозревшего Феникса-полубога и Силена

      Еще новый гость вошел в пещеру: ослепленный и прозревший Феникс, которому Хирон подарил глаза. И не удивился Феникс, увидя сидящих рядом киклопа и Геракла.

      Эта была та последняя ночь, когда страдающий Хирон еще беседовал с друзьями, превозмогая страдание.

      В сторонке спал пьяный Силен.

      Сказал Феникс:

      -- Ты учил нас, Хирон, что, стоя над бездной, надо бесстрашно заглядывать в ее глубь и приветствовать жизнь, что жизнь -- это радость подвига. Ты учил нас, что когда ходишь над самой черной бездной по самому краю, надо смотреть в лазурь. Теперь и ты, Хирон, бессмертный, стоишь, как и мы, герои, на краю бездны. Куда же ты смотришь?

      И ответил Хирон:

      -- Я бессмертен, но подвержен страданию смертных. Когда чаша страданий так переполнена, что перетекает через край и в ней тонет мысль, тогда отдают эту чашу обратно жизни. Всякому страданию дано переходить в радость. Одним страданием не живут.

      Смутили слова Хирона его друзей, но никто еще не понял, что задумал мудрый кентавр. Ведь он был все-таки бессмертен.

      -- Скажи, что ты знаешь об этом, Геракл? -- спросил Феникс полубога, сына Зевса. Ответил Геракл:

      -- Я не умею знать -- я делаю. Я не заглядываю в бездну -- я спускаюсь в нее, чтобы вынести оттуда Ужас бездны на свет дня. Я не умею ни перед чем отступать и хожу по любому краю.

      Сказал тихо Хирон:

      -- Ты найдешь свой край, Геракл. Но слова твои меня радуют.

      Тогда спросил Феникс киклопа:

      -- Почему ты молчишь, Телем? И ответил Телем:

      -- Кто потерял небо, для того и темная земная бездна становится небом. Уже нет для меня края и глубины бездны, и мне некуда заглядывать. Я сам в бездне. Не придешь ли ты и за мной, Геракл?

      Ответил Геракл:

      -- Приду.

      Задумались титан и полубоги, каждый, как адамант, закаленный страданием, в то время как в уме Хирона созревало решение, еще никем не понятое из его друзей.

      В сторонке спал пьяный Силен на пустом бурдюке и во сне улыбался. Снилось ему, что бурдюк его снова полон.

      Наконец долгое молчание прервал Феникс, понимая, что Хирон задумал нечто небывалое.

      Сказал:

      -- Хирон, я люблю додумывать мысль до конца. Но почему в конце моей мысли опять появляется ее начало и тревожит меня вопросом?

      При этих словах вдруг проснулся Силен и рассмеялся:

      -- Видно, мысль твоя, Феникс, как мой бурдюк! Когда выпьешь все его вино до конца, надо его снова наполнить тем же.

      А Геракл, не умея шутить, добавил сурово:

      -- Так было и у многоголовой Лернейской Гидры.