чудодейственной влаги из давно пересохшего и забытого источника...
Разительным контрастом этой легкой победе над древним язычеством служит упорное сопротивление насильственной христианизации, которое проявил Гвин ап Нудд. Правда, по свидетельству манускрипта Йоло, некий монах внес его имя в число сподвижников 'Брана Блаженного', однако сделано это было настолько 'не всерьез', что даже сегодня читателя не оставляет ощущение, что старинный автор этого эпизода сам стыдится содеянного им. Слава Гвина в качестве могущественного правителя фей оказалась слишком живучей, чтобы попросту отмахнуться от нее. Даже Спенсер в своей 'Королеве фей', называя его не иначе, как 'добрый сэр Гайон... в коем видна благородная сдержанность, подобающая великому правителю', даже не пытается хоть как-то замаскировать его знаменитое языческое имя. Он не заурядный человек, ибо
Не женщиной, но феей он рожден
И знатностью на родине почтен.
В дальнейшем подробно описываются все прелести новых добродетелей, по сравнению с которыми древний кельтский рай, со всеми его ручьями эля и реками, текущими медом и вином, вряд ли мог вызывать особое почтение. Однако, за исключением Спенсера, все авторы единодушно сходятся на том, что показывают Гвина непримиримым противником христианства.
Сохранилась любопытная и колоритная легенда, в которой имя Гвина упоминается в связи со св. Колленом, приходившимся правнуком Карадавку, сыну Брана. Святой, желая скрыться как можно дальше от лукавого мира, построил себе келью под скалой, неподалеку от Гластонбери Тор на острове Авильон, принадлежавшем Гвину. Недалеко от кельи проходила дорога, и вот однажды святой услышал разговор двоих прохожих, которые рассуждали о Гвин ап Нудде, называя его королем Аннвна и всех фей и эльфов на свете. Не стерпев такого кощунства, св. Коллен высунул голову из оконца своей кельи и посоветовал путникам попридержать языки, заявив, что Гвин и все его феи суть не что иное, как демоны. В ответ прохожие возразили, что святой скоро сам встретится лицом к лицу с владыкой тьмы. Вскоре они скрылись из виду, а затем св. Коллен услышал, как в дверь его кельи постучали. Спросив, кто там, святой услышал в ответ: 'Это я, посланник Гвин ап Нудда, короля Аида. Владыка просит тебя прийти в полдень на вершину холма, ибо он желает переговорить с тобой'. Святой, разумеется, никуда не пошел, и тогда посланник во второй раз явился к нему с тем же приглашением. Святой опять не двинулся с места. На третий раз посланник стал угрожать св. Коллену, что, если тот не придет в назначенное место, ему не поздоровится. После этого святой решил отправиться на холм, не взяв с собой никакого оружия. Вместо этого он освятил склянку водой и захватил ее с собой.
Обычно вершина холма Гластонбери Тор была совершенно пуста, но на этот раз святой с изумлением заметил, что ее венчает величественный замок. Из него то и дело выходили юноши и девы и роскошных одеждах. У ворот святого встретил паж, поведавший ему, что король ждет его как дорогого гостя к обеду. Войдя в замок, св. Коллен увидел, что Гвин восседает в золотом кресле за столом, уставленным редкостными яствами и винами. Король пригласил святого разделить с ним трапезу, добавив, что, если какое-нибудь кушанье ему особенно понравится, его со всеми почестями отнесут к нему в келью.
- Я не ем листья с деревьев, - отвечал святой, знавший, из чего приготовлены феями все эти яства и напитки.
Ничуть не смутившись от столь резкого ответа, король Аннвна вновь спросил святого, как тому нравятся ливреи слуг во дворце. Дело в том, что с одной стороны их наряд был красным, а с другой - синим.
- Что ж, их наряд вполне уместен в своем роде, - отозвался св. Коллен.
- В каком же это? - спросил Гвин. - А вот в каком. Красный показывает, какая сторона туловища опалена, а синий - какая превратилась в лед, - отвечал святой и, покропив святой водой на все стороны, увидел, что замок, слуги и король тотчас исчезли, а сам он очутился на голой вершине холма, открытой всем ветрам. По-видимому, Гвин, последний из богов Аннвна, к тому времени принял на себя функции всех остальных божеств. Он стал хозяином своры волшебных псов, принадлежавших прежде Аравну, знаменитых Квн Аннвн, то есть 'адских псов' с белым туловищем и красными ушами. В фольклоре сохранилось куда больше упоминаний об этих псах, чем об их хозяине, но и эти предания в конце концов ушли в прошлое по мере распространения 'цивилизации'. Трудно предположить, что найдется еще один преподобный