пор, как ночь для Нофуетомы сделалась светлее дня,
он стал от заката до рассвета бродить в лесу и выгребать из
дупла древесных лягушек, которые ведут ночной образ жизни. Жена
потом подавала их в жареном виде вместе с маниоковыми
лепешками. Рыбной ловлей Нофуетома теперь тоже занимался
исключительно по ночам: зажигал факел и бил острогой столько
рыбы, сколько хотел.
Не удивительно, что по лесу распространялось недовольство.
Отомстить Нофуетоме, создавшему колдовское растение, вызвались
жабы. Они незаметно проникли в его жилище и устроились, кто под
бревном, кто под камнем, кто под брошенной старой корзиной.
Всякий раз, когда Нофуетома уходил в лес, жабы вылезали из
темных углов и окружали хозяйку дома. Медленно переступая, они
приближались к несчастной женщине, совершенно терявшей
способность двигаться. Жабы забирались на нее и начинали
потихоньку объедать. Кожа, мясо и кровь таяли, остов
разваливался.
Подходя к дому, Нофуетома имел обыкновение стучать по
корню дерева, росшего у тропы. Этим он желал напомнить жене,
что пора подавать мужу лепешки и пиво. Он не знал, что посылает
предупреждение жабам. Услышав стук, те восстанавливали женщину
из останков и отнимали у нее память. Когда муж входил, она лишь
жаловалась на страшную головную боль и, худея день ото дня,
отказывалась принимать пищу.
Однажды Нофуетома возвращался с охоты позднее обычного и в
спешке забыл ударить по корню. Отворив дверь, он увидел кучу
окровавленных костей на полу, а в гамаке - дочиста обглоданный
череп. Пока охотник обдумывал, как ему поступить, череп
подскочил и вцепился ему в меча. Нофуетома попробовал сбросить
череп на пол, но тот укусил его за руку. Каждая новая попытка
избавиться от черепа влекла за собой все более жестокое
наказание. Нофуетома понял, что сопротивляться глупо - враг
перегрызет ему горло. Оставалось смириться.
-- Что, не нравится? -- ухмыльнулся череп, видя успех
дрессировки. -- Привыкнешь! Это тебе за то, что позволил жабам
меня сожрать!
Отныне жизнь Нофуетомы превратилась в мучение. Он теперь
постоянно испытывал острейший голод, так как череп перехватывал
почти всю пищу, которую человек подносил ко рту. Свои нечистоты
череп извергал на тело Нофуетомы. Спина и плечо почернели и
стали заживо гнить, густой рой мух сопровождал охотника, куда
бы он не направился. Когда Нофуетома попробовал смыть грязь,
череп больно укусил его в щеку, давая понять, что следующая
попытка помыться будет стоить человеку жизни.
Нофуетома чувствовал, что долго не протянет, если не
придумает какой-нибудь хитрости. Долгое время все планы
спасения терпели неудачу: череп проявлял недюжинную
прозорливость и ловкость. И все же Нофуетома не зря слыл
колдуном. Однажды ночью он сумел втайне от черепа побеседовать
со своими амулетами. Духи-хранители дали совет: обещай
накормить череп рыбой, а потом попроси его слезть - мол, надо
вершу проверить.
Желание полакомиться пересилило осторожность: череп нехотя
соскочил с живого насеста на поваленный ствол дерева. В то же
мгновение Нофуетома прыгнул в реку и поплыл под водой, сколько
позволяло дыхание. Затем вскарабкался на берег и побежал к
дому. Захлопнув дверь, он припер ее жердью. Череп прискакал
следом, остановился и вдруг закричал голосом жены: - Отдай мою
терку для маниоки! Человек приоткрыл дверь и просунул в щель
терку. Увидев знакомый предмет, череп слился с ним в
бесформенный ком. Ком взвился вверх и превратился в ночного
попугая, который кричит при луне. Попугай посидел на крыше,
затем улетел в лес.
4. Голова
Куйменарэ жил в селении Озайрикасекван со своими двумя
женами. Они были сестры. Старшую звали Зома-Зомайро, младшую -
Камалало. У Зама-Зомайро было трое детей.
Однажды Куйменарэ сказал старшей жене: - Я пойду ловить
рыбу. Вернусь на третий день. Смотри за сестрой, чтобы не
вступала она в разговор с Акуй-Ха- лава; знаешь, наверное,
лесной такой человек - волосы длинные, весь белый, красивый,
сам людоед, а поет амм-лалала, амм-лалала! Он по дороге к
нашему огороду обосновался, ест там дикие сливы.
Младшая жена Камалало слышала эти слова. Итак, Куйменарэ
ушел на реку. Чуть позже Зома-3омайро отправилась вместе с
детьми на огород. Когда она шла по тропе, Акуй-Халава