миром'. Но и это обратится в камень, независимо от идей или религий — как отпечаток
древнего моллюска в известняке.
Так что давайте зададимся одним вопросом, который позволит нам стать нечто бo'льшим,
чем палеонтологической диковинкой.
Я всегда находил удивительным и поразительным то, что со времен Ламарка, (*)
(* Французский натуралист Ламарк (1744—1829) был непризнанным основателем
современного эволюционизма. Его кропотливая и гигантская работа по классификации
растений и животных, которая привела его к тем заключениям, что 'жизнь имеет
внутреннюю склонность к прогрессу' и 'виды происходят друг от друга', была встречена
неистовой критикой и затем предана забвению, пока собственная работа Дарвина не
утвердила пионерские прозрения Ламарка.)
который отважился написать свою Зоологическую Философию в тот самый год, когда
Дарвин качался в колыбели, что никто из 'лидеров' нашей зоологии даже не
поинтересовался тем, кто же придет на смену Человеку? С таким запасом вооружений и
разумений, как может эта особенная одежда быть развенченой? Наши наследственные и
королевские обезьяны не будут иметь другое 'мышление', как и тупоголовые акулы и
тиранозавры.
Но вопрос еще и в том: как после Человека?
Теперь мы входим в Прикладную Зоологию, или эволюционизм in vivo.
И очень может быть, что все эти миллиарды лет эволюция была направлена к одной точке,
где единственный вид станет способным повернуться к себе, не для того, чтобы улучшить
свой мир, свои плавники или лапки, и не свои 'идеи' о мире, но для того, чтобы изучить
эти собранные вместе окаменелости и биологические ткани и увидеть то, что сможет
возникнуть из этого вида — как он сможет радикально изменить свою жизнь, каким
механизмом, какой внутренней мощью?
Мы предлагаем ни что иное, как зоологическую революцию. Мы ищем ни что иное, как
сокрытый, и все же внутренне присущий рычаг или пружину в этом теле, которая откроет
для нас двери Новой Эволюции, какой никогда не было со времен появления первых
микроорганизмов три миллиарда лет назад: Эволюции II.
Да, это отчасти 'подобно признанию в убийстве', подобно... антинаучному и
антирелигиозному, возможно, античеловеческому деянию. Но были ли первые двояко-
дышащие когда-либо анти-рыбами? Эволюция есть 'анти-ничто': она идет своим
чередом. И смеется над нашим самомнением. Со всеми нашими уловками и украшениями,
мы, возможно, не более чем Предыстория Человека.
Ты разбил на куски
пустячный холм существа
потому что он не доставил тебе
запертую сладостность жизни
Риг Веда, V.54.5
Глава 2
Благоприятная среда
МНЕ было ровно тридцать, когда я отважился на поиски будущего Человека. Или,
попросту говоря, на поиски 'производственного процесса', который сделает Человека —
не 'улучшение' его в святости, интеллекте, средствах действия, не в его способности
'следовать', ничего такого, что ослепляет блеском: я всецело посвятил себя пост-
человеку. Сегодняшняя зоология, будь то научная или духовная, казалась мне какой-то
претензией со страшными пещерами и безднами, или же эфемерными высотами без
будущего, разве что с сомнительными небесами. Верно, Индия с ее теорией
перевоплощения предоставляла более рациональный выход: вы путешествуете из жизни в
жизнь, вырастая, заполняя бреши старых падений обновленной отвагой, повергая того
врага, которого вы ранее не изгнали или не могли изгнать, и сценарий раскручивается,
чтобы обратить поражения в новую силу и принизить ценность старых достижений,
ставших тюрьмой. Вы расширяетесь, ваш взгляд охватывает все большее человечество.
Но, в конечном итоге, это всегда тот же самый сценарий с разнообразными скачками и
падениями и меняющимися цветами. Вы любите, и смеетесь, и рыдаете. Тогда вы
смотрите на человеческий сценарий в его тотальности, больше не ради себя или ради
собственного удовлетворения. История приходит в жизнь, как в вашу собственную жизнь.
Вскрывается игра противоборствующих сил, обнаруживается коллективный гипноз
времени, обнаруживается человеческое развертывание. Смутные очертания обретают
форму, проступают разломы, подобные разломам коры древней Гондваны, от которой
откололись континенты и начали дрейфовать... куда? И вся эта множащаяся толпа,
растущая более в грубости, чем в утонченности, вечно множащаяся, подобно камню на
шее Земли. Что мы можем ПОДЕЛАТЬ со всем этим?
Эволюция норовит использовать зло, как и добро: она из всего извлекает пользу,
наихудшие катастрофы — это ее лучшие возможности