память. Это то, что поможет нам во время перехода через смерть. Это — разрушение
башни — скалы, как говорили риши; того, наконец, что отделяет нас от смерти.
Потому что вторжение Жизни в нашу старую органическую структуру — все
равно, что вторжение смерти. Это — смерть нашего старого способа жизни. Все
опрокидывается. Тогда по-настоящему открывается, что из себя представляет наша
смерть или наша 'жизнь'. При этом вторжении включаются все сигналы тревоги
нашего тела. Восходит Солнце, и вся ночь внутри нас принимается выть и раздирать
наше сердце, мозг, легкие, нервы. Я умираю, я сгораю заживо, я разрываюсь, меня
расплющивает. Это расплющивание — отвратительно. Это, может быть, то, что
испытывает рыба на песке во время своих корч, когда она должна изобрести новый
способ дыхания или умереть.
Нужен новый способ, чтобы дышать этой Жизнью. И это не делается в один
день, это — долгая агония. Мать говорила: 'Если бы не было знания о процессе,
это превратилось бы в долгую агонию'. И я сделал такое же открытие. Когда лет
пять назад мой друг Люк пришел, чтобы взять у меня интервью, я ответил ему: 'Я
провожу время, умирая без смерти'. Пять лет спустя это продолжается. Долгая
работа — сделать шаг в другой вид. Длительная адаптация к новому... слепящему
Солнцу.
Но есть это поразительное 'Я ЗНАЮ' тела.
Это очень странно, словно бы два тела в одном. Одно — чье знание вечно,
неистребимо и наперекор всему знающее Жизнь, к которой оно прикоснулось, и
другое — расположенное сверху и закрывающее собой первое, старое смертное тело,
сфабрикованное бесчисленными предками, которые внушали ему смерть, смерть при
малейшем
нарушении нашего древнего изначального ритма. И оно не знает ничего,
ничего, кроме старого закона. И вместе с тем, нет двух разных тел, а есть одно,
но ввергнутое в борьбу с двумя законами и двумя реальностями.
Моряки говорят, что корабль состоит из двух частей: 'живой части' — ниже
ватерлинии и 'мертвой части' — выше ватерлинии. Но это — один и тот же корабль.
И есть тело — в глубине, внутри, внизу, захваченное чудовищным новым потоком,
удивительным новым дыханием, которое кричит: 'Я знаю, я знаю, и даже, когда я
умираю, я все равно знаю!' И есть другое — над ним, сверху, которое кричит: 'Я
умираю, я умираю, я умираю!'
Но умирает