назвать это) — все это стало опускаться в мою старую башню.
Вот тут-то и начинаются все трудности, опасности и открытия.
С этого момента начинаешь отдавать себе отчет в реальности тела и той
материи, из которой состоит высокоорганизованное животное, в земной реальности,
потому что нет тридцати шести тел и тридцати шести материй. Можно считать себя
мудрецом, матросом, доктором тех или иных наук или главой демократического
государства Востока или Запада, но нет ничего, кроме старой башни. Вся Земля
заключена в эту башню.
* * *
Когда эта чудовищная материальная Реальность начала опускаться в мое тело,
я испытал что-то вроде ужаса и агонии, длительной агонии. Ужас надо преодолеть.
Нам кажется, что мы разбираемся в реальности Материи и звезд, но мы
напоминаем иглокожих или улиток, укрывшихся в своей первобытной раковине,
отделяющей нас от реальности. Можно выставить перископы и телескопы за пределы
нашей ограды, но наши инструменты позволят нам увидеть и понять только то, что
позволяет нам видеть и понимать наша внутренняя структура и наше внутреннее
строение. Наши инструменты и наше сознание — это инструменты и сознание
иглокожих, только и всего. Как видит галактики орел? Он видит орлиные галактики,
а мы — человеческие, вот и все.
Но реальность, поразительная материальная реальность — это совсем другое.
На самом деле, надо разрушить всю нашу тысячелетнюю структуру, чтобы
подойти к этой реальности, к этой агонии, о которой я говорил. Это — разрушение
башни.
А эта башня — это ведь сама смерть. Это то, что делает смертным наш вид и
все другие виды с самого возникновения той жизни, которая никогда не была
жизнью.
Но тело внезапно прикасается к Жизни, оно открывает Жизнь, оно пьет этот
нектар. Мириады клеток припадают к несказанно сладостному источнику,
находящемуся за пределами их скорлупы. Мириады маленьких огоньков окунаются в
Высший Огонь, из которого они родились когда-то, как от своей первой Матери. Они
ЗНАЮТ. Клетки ЗНАЮТ. Теперь они могут выдержать испытание.
Они знают так, как если бы знали это всегда. Они узнают, как младенец
узнает свою мать. Отныне никто и ничто, никакая смерть, никакой смертный ужас не
смогут вырвать это из их внутренней вибрации. Это — как новая физиологическая