Это безысходно, безысходнее, чем смерть, потому что в смерти есть выход. Но
сама эта безысходность является светом. Можно было бы сказать, что свет есть во
всем, что касается этой ужасной истории.
И надо копать и копать, как говорили риши, сквозь бесчисленные слои и
трясину, в которой можно увидеть тени всех ушедших предков с их историей,
похожей на нашу, если не считать, что все они — один и тот же человек, и все
ужасы прошлого, похожие на сегодняшние, если не считать, что есть одно зло и
одна боль во всех этих миллионах жизней. И стаи диких зверей. Тогда ночь
становится невыносимо удушающей, но все равно продолжаешь искать, скоблить своим
огненным скальпелем, чтобы найти источник боли и свернуть ему шею, раз и
навсегда.
Но думаешь не об 'ужасах', а о воле, которая заключена внутри как
сдавленный крик. Может быть — крик любви, скрытой под тьмой и ложью. Что-то, что
притворилось мертвым, чтобы затеряться и отыскаться вновь. И будет
обнаруживаться снова и снова, до тех пор, пока в глубине нашего бездонного тела
не откроется тайна.
Я долго копал.
Мы теряем след, потому что пытаемся слова, разъяснения, историю и
психологию к тому, что есть нечто иное, как пустота, уходящая в глубь первичной
материи, или Огонь, который разгорается все ярче.
И этот огонь, сам этот След — как река, ведущая к источнику: если идешь к
верховью реки, то находишь, если идешь вниз по течению, то попадаешь в устье,
полное грязи и наших нечистот. И все начинается сначала.
Но это — источник огня.
Замечательное открытие.
Но 'открыть' — это недостаточно: важнее всего и, прежде всего — не
закрывать.
* * *
Я могу рассказать только о своем собственном опыте, как я мог бы описать
мои приключения в джунглях Гвианы или опасные плавания у скал Бель-Иля. Семь лет
поисков в неведомой Материи, собранные на нескольких страницах. Но не надо
тратить много слов, когда хочешь рассказать о делах Природы.
Итак, я копался в этом теле с тем упорством, которое необходимо, когда
хочешь вырвать ужас с корнем. Там становилось очень жарко, как бывает, может,
тогда, когда достигаешь дна шахты. И вот, однажды, я оказался как бы в центре
революции, которая совершалась в глубине этого тела: тысячи, миллионы,
бесчисленные множества микроскопических