Сатпрем

Бунт Земли

которой все мы являемся. Она брала

меня за руки, Она сосредотачивала свой взгляд, Она тайно влекла меня к тому,

чего я еще не понимал, к тому, чем я еще не был. А теперь я это знаю. Она влила

в мое сердце и в мое тело несколько капель нового фермента — надежды Земли.

'Я хочу идти дальше' — сказала Она мне накануне 17 ноября 1973 года.

Она, бесстрашная.

Она, которая все мне дала, и все для меня сделала, для всех нас и без

нашего ведома.

Она, которая была старше Фив, вырвавшая тайну у Сфинкса — нашу тайну.

О, ее руки, нежные и сильные, державшие мои, такие сильные, что казалось,

Она меня вытягивала и хотела вытянуть

всю Землю.

'Который час?' — спросила Она меня в последний раз. Это были последние

слова, которые я услышал от Нее.

Час, какой час пробил для Земли?

* * *

Она ушла...

Мне было пятьдесят лет.

6

ВЫЗОВ

Мне надо рассказать то, что очень трудно выразить словами.

На каком языке говорить?

В моей камере во Фреснах, когда на рассвете я слышал стук сапог в коридоре,

жгучее молчание царило в моем сердце.

После ухода Матери я не испытывал того чувства полного краха, какое я

испытал, когда ушел Шри Ауробиндо. Было жгучее молчание.

Я не стоял больше перед своей собственной персоной, спрашивая себя самого о

себе и своей судьбе. Я был пустым взглядом, уставившимся на черную стену камеры.

Я слышал стук других сапог, которые звучат в коридорах мира. Я стоял перед

судьбой Человечества, всего-навсего, и перед вопросом Земли. Была ли надежда?

Начинать все с начала с отцов и детей, с судебных палат и Эвклида и с тысячи и

одного восстания ни за что — а бедствия будут все возрастать. И миллионы

младенцев, которые в свою очередь станут отцами и дедушками... Я словно пережил

в себе всю тщетность жизни и смерти всех людей с их последним вопросом. Снова

начать с колыбели и уйти с тем же самым вопросом? У меня был 'шанс' умереть во

время пути или продолжать жить с этим вопросом.

Нет, не 'смерть', но бесчисленные смерти и Смысл существования нашего вида.

У меня был этот Смысл, но не философский, а физиологический. Когда умирают

— не философствуют, а отдаются физиологическим конвульсиям. Как Земля теперь.

Я владел этим секретом, но надо было сделать его живым, надо было его