смятении, непостижимом смятении, что немедленно набросился на
все, что мог прочесть у Шри Ауробиндо на своем плохом английском: научные труды,
письма, статьи, несколько переписанных лекций... И вдруг, я наткнулся на обрывок
фразы из четырех слов:
'ЧЕЛОВЕК — ПЕРЕХОДНОЕ СУЩЕСТВО'.
Эти слова совершили что-то вроде переворота в моей голове, моем сердце,
моей жизни. В самом деле, я мог бы никогда не знать о том, что Земля круглая,
что она вращается вокруг Солнца, не знать ни о ньютоновском яблоке, ни обо всем
этом 'священном' научном хламе — и это ничего бы по существу не изменило в моей
жизни. Я мог бы только плавать на более красивых парусниках по менее достоверным
морям. Но то, что человек является переходным существом, это была потрясающая
новость.
Можно плавать, имея компасные карты и астролябию, или просто держа нос по
ветру, но можно ли плавать, неся смерть в своем сердце? Человеческое сердце
полно смерти. И оно сеет ее повсюду.
Безусловно, я читал Ламарка (по крайней мере, то, что написано о нем в
старых философских трактатах, и это меня вдохновило), но я никогда и вообразить
бы не смог, что наш победоносный вид был только звеном, чем-то вроде 'высшего'
бабуина и что мы должны перейти во что-то другое.
'Другое' — мое сердце кричало, пытаясь отыскать его, не в небесах, не в
библиях того или иного жанра, а в теле — в смертном, поруганном теле,
нагруженном, как мул, фальшивыми знаниями, религиозными и научными предписаниями
и еще бог знает чем, с чем входят в человеческую Мерзость.
Тогда с первого взгляда стало очевидно, что моя астролябия указывала на эту
звезду.
В ту же минуту все плотоядные человеческие существа показались мне (да
простят мне это) пройденным этапом, интерлюдией... горестной и плодотворной,
поразительно плодотворной, потому что она наконец-то к чему-то вела. Это
существо, которое я видел, этот Шри Ауробиндо, в котором чувствовалось такое
напряжение, что-то хватающее за душу, он был словно придавлен собственным
могуществом, как колонны Лексура, если бы они обладали взглядом... беспредельным
взглядом. Подобное существо не могло пересказывать философские бредни — оно
знало, оно знало путь. У него был путь.
Это была такая потрясающая новость, как если бы она была первой новостью в
моей