воли - последние четырнадцать лет были ужасны, потому-то юные
борцы за мир и настроены столь воинственно. Они никогда не знали мира и жили
с убеждением, что власти предержащие всегда связаны с оружием и разрушением.
Возможно, будь они постарше и успей застать времена до холодной войны, их
пламенный идеализм превратился бы в отчаяние, как у большинства. В последние
предвоенные годы я был еще слишком мал, но едва достигнув двух лет, умел
читать, а в четыре года говорил на четырех языках. И уже тогда боялся.
Теперешний хаос прямо-таки сводит меня с ума.
Много чего случилось. Угроза всепланетной эпидемии чумы. Ядерный инцидент
в Аризоне, унесший тридцать семь тысяч жизней, - чудовищная цифра,
неспособная даже вызывать эмоции: поистине, смерть одного - трагедия, смерть
тысяч - статистика. Ищейки Андерсона успели заразить половину страны, прежде
чем люди из биохимических подразделений смогли усмирить продукт собственного
эксперимента. И конечно же, творения лабораторий ИС-комплекса, их ошибки -
несчастные создания, которых отсылали гнить в лишенные света клетки под
предлогом необходимости 'постоянного профессионального лечения'. Так или
иначе, я выключил радио.
И стал думать о Ребенке.
Не нужно мне было браться за эту работу - я знал это.
И знал, что не отступлюсь.
Глава 4
Дома, в тепле, чувствуя себя защищенным среди любимых книг и картин, я
снял суперобложку, чтобы невзначай не увидеть женского лица на ней, и начал
читать 'Лилию'. Это был роман, которому присуща чарующая мистика, вовсе не
сродни надуманной прозе, созданной в угоду среднему читателю, стремящемуся
хоть на несколько часов сбежать от действительности. В восхищении одолевая
главу за главой, между строк я непрестанно видел лицо, которое вот уже
несколько дней пытался забыть... Янтарные волосы, прямые и длинные.
- Видишь ту женщину? Вон там. Это Марк Аврелий. Автор
полупорнографических книжек - 'Лилия' и 'Тела во тьме'.
Точеное лицо, молочная кожа.
Зеленые глаза - слишком большие, но в них ничего от мутанта.
Таким же точеным, манящим, влекущим было и ее тело.
Ее...
Я пропустил мимо ушей то, что этот тип говорил о ней, все эти ядовитые
шпильки, и смотрел на янтарные волосы, кошачьи глаза, тонкие пальцы,
поправляющие волосы, касающиеся бокала с джином...
Дочитав книгу до конца, я встал и налил себе скотча, разбавив его водой,
- бармен из меня никудышный.
Я потягивал скотч и пытался вообразить, будто уже хочу спать.
Безрезультатно. Вышел во внутренний дворик на склоне горы, которая
принадлежала мне, и стал смотреть на падающий снег.
В конце концов продрогнув, возвратился в дом. Разделся, улегся в постель
и, уютно угнездившись под одеялом, принялся думать о снегопаде, представляя
себе высящиеся сугробы, чтобы заснуть.
Но сон по-прежнему не шел. Я выругался, вылез из-под одеяла, плеснул себе
еще скотча и снял телефонную трубку - именно это и следовало сделать сразу
после того, как перевернул последнюю страницу романа.
Логики в своих действиях я отыскать не мог, но временами физиология
подавляет разум, что бы там ни говорили защитники цивилизованного общества.
Я позвонил в справочную и спросил номер Марка Аврелия. Дежурная
отказалась назвать мне настоящее имя и телефон женщины, скрывающейся под
этим псевдонимом, но я просканировал директорию ее компьютера: 'МАРК
АВРЕЛИЙ, ИЛИ МЕЛИНДА ТАУСЕР, 22-223-296787 (НЕ ВЫДАЕТСЯ)'.
Быстро извинившись, повесил трубку и набрал украденный номер.
- Алло? - Голос звучал деловито, но в нем слышался волнующий оттенок.
- Мисс Таусер?
- Да, слушаю вас.
Я представился и сказал, что она, возможно, слышала обо мне. Так оно и
оказалось, и не стану отрицать, мне было приятно. Казалось, будто неведомая
сила овладела мной и руководит моими действиями, говорит за меня, в то время
как я сам порываюсь повесить трубку, убежать, скрыться.
- Я слежу за вашими подвигами, - призналась она. - По газетам.
- А я прочел ваши книги...
Она молчала, дожидаясь продолжения.
- ..и у меня такое чувство, будто моя биография подошла к концу, -
посетовал я. - Прежде мне удавалось сопротивляться постороннему влиянию. Я
боялся его, как первобытный человек, который думает, что фотограф заключает
его душу в снимок. Но с вами все иначе. Меня очаровала ваша работа.
Я предложил отвести ее куда-нибудь