мощную воздушную подушку под
брюхом маленькой машины, однако горизонтальное управление заблокировал,
чтобы машина не расходовала ни капли энергии на движение вперед или назад, -
только вниз. Ховеркар раскачивался, и я изо всех сил жал на педаль
коррекции, чтобы погасить колебания.
Казалось, белый песок взметнулся вверх, а я вишу на одном месте. Если бы
я сделал то же самое футов на сто ближе к дому, внизу был бы не пляж, а
камни и скалы. И моя история окончилась бы совершенно иначе.
На последних тридцати футах воздушная колонна, возникшая под брюхом
машины, замедлила ее падение. Я приготовился к толчку и перегрузкам,
надеясь, что лопасти окажутся не слишком повреждены. Наконец ховеркар
коснулся брюхом песка, взвыли винты, вздымая песчаную бурю и вгрызаясь в
землю, вокруг меня взметнулась белая завеса. Потом машину подбросило вверх,
и она зависла в десяти футах над пляжем, сотрясаясь от движения лопастей,
вращавшихся на бешеной скорости. Под днищем раздались какие-то скрежещущие
звуки, однако ничего серьезного, должно быть, не произошло, если ховеркар
все еще держался в воздухе, а я оставался жив. Я отпустил педаль
акселератора и завис над песчаным пляжем на высоте двух футов.
Подведя ховеркар к самому краю прибоя, туда, где волны лениво лизали
заснеженный берег, я взглянул наверх и увидел, как 'ревунок' яростно
рванулся вслед за мной с края обрыва.
Представьте себе, что такое 'ревунок': пятитонная громадина, способная
при необходимости таранить стены, винты которой вращаются в четыре раза
быстрее, чем у маленькой машины на максимальной скорости; с воздушными
суперкомпрессорами для усиления тяги на случай крайней необходимости - вот
как сейчас например... 'Ревунок' может перепрыгивать десяти футовые
ограждения, преследуя пешехода или мотоциклиста. Но это не то же самое, что
прыжок с высоты в триста футов. Если моя машина падала как камень, огромный
'ревунок' рухнул вниз как гора.
При падении он набрал такую скорость, что какая угодно воздушная подушка
ему бы не помогла. Водители, как я понял, пришли к тому же выводу. За
пуленепробиваемым винтовым стеклом можно было разглядеть их искаженные
ужасом лица.
Казалось, их падение длится целую вечность, хотя на самом деле заняло от
силы несколько секунд. От грохота лопастей зазвенели стекла моего ховеркара;
гул разнесся над морем, подобно звуку пушечного выстрела. Сжатый воздух
вырвался с чудовищной силой, - я подумал даже, как бы в моей машине не
вылетели стекла. Я не хотел видеть то, что неизбежно должно было произойти,
но, как ни старался, не мог отвести глаз, словно завороженный зрелищем этого
падения...
Вниз...
Вниз...
'Ревунок' достиг пляжа, взметнув смерч песка.
Но его падение не замедлилось.
С грохотом, от которого чуть не лопались барабанные перепонки, с лязгом и
скрежетом искореженного, сокрушаемого невообразимой силой металла он
врезался в землю. Кабину сорвало с движущейся платформы и швырнуло в сторону
океана; на скорости более сорока миль в час она врезалась в песок, проехала
в нем борозду и остановилась только в тридцати футах от берега. Водители
были уже мертвы.
В момент столкновения с землей топливный бак под платформой треснул, и
жидкое горючее выплеснулось на раскаленную движущуюся часть. Полыхнуло алым
и ослепительно желтым, столб огня ввинтился в воздух, взметнувшись на добрую
сотню футов. Полицейских, ехавших на 'ревунке', разметало по песку,
некоторых разорвало на части ударной волной, а затем горючее выплеснулось на
них и вспыхнуло... Впрочем, все равно все они были уже мертвы.
Наверху, на самом краю обрыва, стояла машина передвижной лаборатории и
ховеркар; их пассажиры и водители глядели вниз, бурно жестикулируя. Похоже,
никого больше не увлекала идея спуститься, хотя у ховеркара, в котором
сидели агенты в штатском, был шанс на успех, как и у меня. Не слишком
большой шанс, впрочем.
Трагическая судьба 'ревунка' послужила для остальных наглядным уроком.
Дошло быстро и до всех.
Я развернул машину и повел ее по пляжу в направлении города, зная, что
неподалеку будет неплохой выезд на шоссе.
Через несколько минут они пустятся за мной следом. Я гнал машину вперед,
пытаясь забыть непреложную истину: войны делают всех людей убийцами, прямо
или косвенно. Любой гражданин, одобряющий 'наших'