что-то связанное с Богом. Я не горел желанием
принести себя в жертву этому сильному измененному сознанию, однако не мог и
позволить войне, разрушению коснуться моей жизни, погубить первое теплое
отношение к женщине. Жизнь - это единственное, что достойно жизни, и я не
позволю китайцам забрать ее у меня. А потому заберусь в разум Ребенка в
последний раз, поймаю там, что смогу, и вытащу. А потом уйду, получу свои
денежки и быстренько смоюсь. И первое, что я скажу им сегодня после
возвращения: работа окончена, идите с миром.
И, как бывает с большинством планов, все пошло совсем не так, как я
предполагал.
Они ждали меня. Морсфаген стоял посреди комнаты, где царила суматоха -
рассыльные сновали туда-сюда с кипами бумаг. Генерал делал кому-то знаки,
отдавал приказания и ухитрялся каким-то удивительным образом все время
знать, что происходит с Ребенком. Харри нервно сжимал руки, хрустя пальцами.
Под глазами у него залегли глубокие тени, левую щеку кривил застарелый тик,
волосы перепутались.
Желая узнать, что же волнует его, я, нарушив правило, которое сам же и
установил, вторгся в его сознание.
На поверхности его рассудка был мысленный образ тела, плавающего в луже
крови. Под ним я прочел: 'ВОЙНА'. Слухи стали реальностью. Пламя разгоралось
жарче, хотя детали растворялись. Черное, разлагающееся тело в луже застывшей
крови...
Потрясенный, я сел у стола и посмотрел на Морсфагена. На лице генерала
выступила испарина. В руках он держал пачку сводок и отчетов - и руки его,
как мне показалось, едва заметно дрожали.
Черт их побери! Черт побери их всех!
- Можно узнать подробности? - спросил я.
- Союзные войска атаковали китайские дивизии, которые пересекли Амур, и
вытеснили их обратно на китайскую территорию. Убито сорок семь китайцев,
четыре японца. Семеро наших: два американца, один англичанин, остальные -
русские. Через час Завитинск словно перестал существовать. Никто не отвечает
на радиограммы. Стартовая площадка ядерных ракет не реагирует на вызовы. Из
Белогорска сообщают о толчках и странном свечении в небе. Сейсмографы
подтверждают, что взорвана компактная бомба. Наши войска на границе тоже
больше не отвечают. Азиаты, охваченные жаждой мести, вероятно, двинулись на
русские территории. Пока никаких реальных подтверждений. Можно делать
ставки.
- Я помогу.
- В этом вы чертовски правы! - Выражение лица Морсфагена при этом было не
из приятных.
- Он готов? - спросил я. Генерал посмотрел на Ребенка.
- В трансе. Мы ждали вас, чтобы ввести циннамид. Где вы были всю ночь?
Что думаете о вчерашнем?
Я пожал плечами:
- Только то, что уже сказал. Он вышвырнул меня вон, потому что мне
удалось найти мысленный поток, который он не хотел мне показывать. Ему это
удалось, так как я ничего подобного не ожидал. Я недооценил его потенциал,
но больше такой ошибки не допущу.
- Уверены?
- Насколько это возможно.
- Ну, тогда начнем.
- Сначала нужно сделать следующее, - потребовал я. - Выведите его из
транса и скажите, будто меня еще нет - я куда-то исчез, и, пока меня найдут,
вы начнете без меня. Предупредите, что станете его спрашивать под
наркотиком, и посоветуйте не сопротивляться, иначе, мол, будет хуже. Задайте
пару вопросов. Но только чтобы это выглядело убедительно. Когда он впадет в
транс, я тайно приду. Возможно, он даже не узнает о моем присутствии.
Черное раздувшееся тело (Мелинда!) в луже крови...
К чертовой матери их всех! Морсфаген распорядился вывезти мутанта из
ком-даты и предпринять предложенные мной действия.
- Ты уверен в своих силах, Сим? - спросил Карри.
Похоже, он хотел, чтобы я покончил с этим делом, но мы оба знали, что это
нереально. Только Ребенок способен изобрести абсолютное оружие, которое
сделает войну потенциально невозможной, и я не мог уйти, пока он не
справится с поставленной нами задачей, - и, возможно, должен был заставить
его делать то, чего он не хочет.
Через десять минут они вернули Ребенка в комнату. Он был в трансе и под
наркотиком.
Весь мир лег мне на плечи. Смерть шагала подле меня...
...и как кот на мягких лапках, я шел тихо-тихо, крался... Словно
привидение в старом доме - не принимая облика. Подобно весеннему бризу в
траве. Я шел, и шаги мои были легки.
Они не будили эха. А в лабиринте оказалось куда теплее, чем обычно. Стены
были