Шри Ауробиндо

Мысли и афоризмы

к традиции древних Вед и Упанишад и отвергает формальное знание как самоцель духовного развития. Знание у него приобретает смысл вторичного элемента, производного от сознания, а сознание, в свою очередь, рассматривается как манифестация Божественной Шакти, всемирной космической Силы-Сознания, исходящей от Всевышнего. Таким образом, сознание наделяется динамическим аспектом действенной Силы Бога, проявляющейся на всех планах бытия; и когда оно соотносится с Пракрити (Природой в широком смысле слова, ментальной, витальной и физической), то последняя служит средством этой манифестации или самовыражения Духа. В своей проекции на природу ума оно формирует ментальное знание, этические и эстетические принципы бытия, в проекции на витальный план (то есть жизненной силы) - это действенная сила, проявляющаяся в личности как стремление к самоутверждению и экспансии, и, наконец, в физическом плане выражается в конкретной устойчивой форме материального мира, закрепляется в этой опорной конечной точке своего снижения. Таким образом, сознание, с одной стороны является Божественной Силой, восходя к санкционирующему принципу Божественной Воли, а, с другой стороны, является собственно Природой. Это может быть проиллюстрировано на примере человеческого мозга, который, в известном смысле, соотносится с сознанием как принципом мышления, или, по крайней мере, ментального восприятия, но в то же время представляет собой вполне реальную материальную ткань, то есть является развитой формой физической природы. Следовательно, знание, как конечный феномен, определяется тем уровнем Сознания, с которого человек инспирируется. И если эта инспирация происходит с духовного уровня, то появляется феномен Мудрости. В этом случае верное или надлежащее действие карма-йогина приобретает смысл самовыражения Духа в конкретной форме выражения через человеческий инструмент природы.

Поэтому Шри Ауробиндо резко меняет акцент своего Я. Так в афоризме (408) мы находим: Я не Бхакта, я не Джнана, я не работник Бога. Кто же я тогда? Инструмент в руках моего Владыки, свирель в руках божественного Пастушка, наполняемая дыханием Господа. Этим самым он сразу отказывается от всякого воления, исходящего от низшей, ментальной, витальной и физической природы человека. Только высшее духовное Я, проявленный в человеке Дух имеет право на отождествление с человеческой личностью. Всякая другая воля, исходящая от тела, ума или витальной природы, каким бы высоким стандартам она не отвечала, остается природой эго, прерогативой низшего человеческого я.

Мы здесь не ставим целью развивать сложную концепцию человеческой личности, изложенную Шри Ауробиндо исчерпывающе и полно в упомянутых выше трудах, но лишь хотим подчеркнуть, что полная сдача или предание себя в руки Божий не означает самоустранение или растворение личностного начала в человеке, его индивидуальности. Самоустраняется или растворяется, причем добровольно и сознательно, только эго, чтобы быть замещенным волей нашего истинного духовного Я, тождественного по своей природе с Богом. Рождается новая личность, когда наша природа добровольно предлагает себя в качестве средства проявления Духа, истинного хозяина нашей природы, единственно способного ее правильно развивать и вести к гармонии. Именно с природой эго, когда она незаконно узурпирует себе права личности, и связаны всевозможные демонические или асурические проявления.

Поэтому, когда Шри Ауробиндо восклицает (4): Я не Джнани, ибо не имею иного знания, чем Богом данного мне для выполнения Его работы..., то отвергает ложного Джнани, ассоциированного с природой ума, который пытается быть законодателем, подменяя собой Божественное Сознание, выразителем которого он должен быть, то есть истинный Монарх замещается министром, как образно выражает эту мысль Шри Ауробиндо. Точно также, когда он заявляет (407): Я не Бхакта, ибо не отрекаюсь от мира ради Бога..., то проводит грань между единственно истинным Бхактой, источником всякого подлинного блаженства и радости, и низменным бхакти, ассоциированным с низменными удовольствиями витальной природы. Но при этом он одновременно отвергает и аскетическую отрешенность от мира, ибо это означало бы неполное принятие Бога, умаление не только того прекрасного, что Им уже проявлено в мире, но и того, что уготовано в будущем.