Ричард Бах

Иллюзии или приключения Мессии, который мессией бы

мне рагу.

Часть третья

Необозримая толпа людей, закручиваясь водоворотом, бурлила вокруг одного человека, стоящего в самом центре. Вдруг люди превратились в океан, готовый поглотить этого человека, но вместо того, чтобы утонуть, он, насвистывая, пошел прямо по этому океану и исчез. Вместо океанской глади вдруг появилось свежескошенное поле. Аэроплан «Трэвэл Эйр-4000», сияющий белой и золотой краской, приземлился на этой траве, из кабины вылез пилот и повесил на бок самолета объявление: «Катаю пассажиров. Совершите прогулку в небо всего за 3 доллара».

Когда я пробудился от этого сна, было уже три часа. Я помнил его во всех деталях и почему-то от этого был счастлив. Открыв глаза, я увидел стоявший рядом с «Флитом» большой биплан «Трэвэл Эйр», омытый лунным светом. Шимода сидел на спальном мешке, привалившись спиной к левому колесу своего самолета в той же позе, что и при первой нашей встрече. Не то, чтобы я мог его ясно видеть, просто знал, что он был там.

- Ну, как, Ричард, - тихо сказал он в темноте. - Теперь тебе понятно, что же происходит?

- Когда это «теперь»? Что происходит? - спросил я спросонок. Я по-прежнему все помнил, и решил не удивляться, что он не спал

- Твой сон. Парень, толпы и самолет, - объяснил он терпеливо.

- Ты интересовался моим прошлым, теперь ты знаешь вполне достаточно. Об этом писали в газетах: Дональд Шимода, тот самый, которого начинали называть Механик-Мессия, американский авиатор, который в один прекрасный момент исчез на глазах у двадцати пяти тысяч очевидцев.

Я вспомнил, что читал эту историю - попалась мне на глаза, потому что занимала первую страницу местной газетки какого-то городка в штате Огайо.

- Дональд Шимода?

- К вашим услугам, - сказал он. - Теперь ты знаешь, и не ломай больше себе голову на эту тему. Спи давай.

Но прежде чем заснуть, я еще долго думал об этом.

- И тебе можно... я не думал... если у тебя такое предназначение - быть Мессией, так ты, вроде, должен спасти мир, или нет? Я не знал, что Мессия может вот так все бросить и уйти. - Я сидел верхом на обтекателе моего биплана и вслух размышлял о новом друге. - Дон, брось мне, пожалуйста, ключ на шестнадцать.

Он покопался в ящике с инструментом, нашел его и кинул мне. Как и все другие инструменты тем утром, брошенный ключ замедлил свой полет, а потом и вовсе остановился сантиметрах в тридцати от меня, лениво переворачиваясь в воздухе. Однако в тот момент, когда я коснулся его, он снова обрел свой немалый вес обычного хромованадиевого гаечного ключа.

- Конечно, ты можешь уйти! Бросить все, что хочешь, если ты передумал это делать. Ты можешь перестать дышать, если захочешь. - Ради собственного удовольствия он отправил в полет отвертку. - Поэтому я перестал быть Мессией, и если кажется, что я защищаюсь, так, может быть, это от того, что я действительно все еще защищаюсь. Но уж лучше так, чем остаться и возненавидеть все это. Хороший мессия не испытывает чувства ненависти, и он свободен идти любым путем, каким пожелает. Это, конечно же, относится и к каждому. Мы все сыны Божьи, или дети Абсолюта, или идеи Разума, или как ты там еще захотел бы назвать это.

Я подтягивал гайки крепления цилиндров двигателя. Первая же гайка, естественно, провернулась на четверть оборота, и я с удовольствием похвалил себя за то, что мудро решил проверить их с утра, прежде чем снова начну катать пассажиров.

- Ну хорошо, Дон, но знаешь, мне казалось, что мессианство должно чем-то отличаться от другой работы. Вдруг бы Иисус снова пошел строгать доски, чтобы заработать себе на кусок хлеба? Может быть, это только звучит так странно.

Он обдумал мои слова.

- Я не понимаю, что ты этим хочешь сказать. Странно как раз именно то, что он вообще не бросил все, когда его впервые начали называть Спасителем. Вместо этого он попытался объяснить им все логически: «Прекрасно, Я - сын Божий, но мы все его дети; Я - Спаситель, но и вы все тоже. Чудеса, которые я творю, может делать каждый из вас! Каждый здравомыслящий человек понимает это».

Наверху на обтекателе было жарко, но мне вовсе не казалось, что я занимаюсь каким-то тяжким трудом. Чем больше я хочу что-нибудь сделать, тем меньше считаю это тяжким трудом. Мысль о том, что благодаря моим стараниям цилиндры не улетят с двигателя, доставляет мне большое удовольствие.

- Ну скажи, что тебе нужен еще один ключ, - подсказал он.