Ричард Бах

Иллюзии или приключения Мессии, который мессией бы

для нормальных самолетов скоростью. Он подкатился поближе и выключил двигатель. Я не сказал ни слова. Помахал ему рукой, но молча. И продолжал насвистывать.

Он вылез из кабины и подошел к костру.

- Привет, Ричард.

- Ты опаздываешь, - сказал я. - Оладья уже почти сгорела.

- Прости, пожалуйста.

Я вручил ему стаканчик воды из ручья и жестяную тарелочку с половинкой оладьи и куском маргарина.

- Ну как там все закончилось? - спросил я.

- Все отлично, - сказал он с мимолетной улыбкой. - Едва унес ноги.

- Я уж начал в этом сомневаться.

Некоторое время он молча жевал оладью.

- Ты знаешь, - сказал он наконец, обдумывая поглощаемое, - это просто отрава.

- А никто и не говорит, что ты обязан есть мои оладьи, - сказал я сердито. - Почему это все так ненавидят мои оладьи? Никто не любит мои оладьи! Почему это так, Небесный Учитель?

- Дело в том, - сказал он, усмехнувшись, - и я сейчас говорю от имени Бога, что ты веришь в то, что они хороши, и поэтому на твой вкус они хороши. Попробуй свою оладью без глубокой веры в то, что ты веришь, и ты почувствуешь, что это нечто... вроде пожарища... после наводнения... на мельнице, тебе так не кажется? Кстати, ты, конечно же, специально положил в оладью траву?

- Прости. Она, видно, упала с моего рукава. Но тебе не кажется, что сама по себе оладья, нет, конечно же, не трава, или не этот немного подгоревший кусочек, нет, сама оладья по себе, тебе не кажется...

- Ужасна, - сказал он, возвращая мне всю свою половину оладьи, одного укуса ему оказалось вполне достаточно. - Я скорее умру от голода. Персики еще остались?

- В коробке.

Как же он нашел меня на этом поле? Сыскать десятиметровый самолет, затерянный в десятках тысяч квадратных километров полей, вовсе не просто, особенно если при этом лететь против солнца.

Но я дал себе слово не спрашивать. Если он захочет, сам мне скажет.

- Как же ты нашел меня? - спросил я. - Я ведь мог приземлиться где угодно.

Он открыл банку с персиками и ел их с ножа... довольно сложное занятие.

- Все подобное взаимопритягивается, - пробормотал он, уронив ломтик персика.

- Что?

- Космический Закон.

- А-а.

Я доел оладью и почистил сковородку песком из ручья. Конечно же, оладья удалась просто на славу.

- Может объяснишь? Как это получается, что я подобен вашей высокочтимой персоне? Или под словом «подобное» ты имел в виду, что наши самолеты похожи, да?

- Мы, чудотворцы, должны держаться вместе, - сказал он. В его устах это прозвучало очень мягко, но мне почему-то стало не по себе.

- А... Дон. Ты сейчас сказал... Может, ты уточнишь, что ты имел в виду - «мы, чудотворцы»?

- Судя по положению гаечного ключа «на 16» в ящике, я могу сказать, что сегодня утром ты баловался левитацией. Или я ошибаюсь?

- Да ничем я не баловался! Я проснулся... эта штука разбудила меня, сама!

- Ну да, сама, - он смеялся надо мной.

- Да, сама!

- Ричард, да ты разбираешься в механике чудес столь же основательно, как и в приготовлении оладий!

Тут я промолчал, просто сел на одеяло и замер. Если он собирался что-нибудь сказать, он сам скажет в свое время.

- Некоторые из нас начинают учиться таким вещам подсознательно. Наш бодрствующий ум не может их принять, поэтому мы творим чудеса во сне. - Он посмотрел на небо, на первые облака. - Потерпи, Ричард. Мы все на пути к новым знаниям. Теперь они придут к тебе намного быстрее, и оглянуться не успеешь, как станешь старым мудрым духовным маэстро.

- Что значит «не успеешь оглянуться»? Я не хочу знать всего этого. Я не хочу ничего знать.

- Ты не хочешь ничего знать?

- Нет, я хочу знать, почему существует мир, и что он из себя представляет, и зачем я живу в нем, и куда я денусь потом... я хочу это знать. И научиться летать без самолета - вот моя мечта.

- Жаль.

- Что жаль?

- Так не получится. Если ты узнаешь, что представляет из себя этот мир, как он устроен, ты чисто автоматически начнешь творить чудеса, то есть то, что другие назовут чудесами. Конечно же в этом нет ничего волшебного. Узнай то, что знает фокусник - и чуда больше нет. - Он оторвался от созерцания неба. - Ты такой же, как и все. Ты уже все это знаешь, только пока не отдаешь себе в этом отчета.

- Что-то я не припомню, - сказал я. - Что-то я не припомню, чтобы ты спрашивал меня, хочу ли я научиться этому, тому самому, из-за чего на твою голову свалились все эти толпы и несчастья. Похоже, что я об этом позабыл.